Жестокая болезнь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Значит, ты гуманист, — говорю я с явным сарказмом в голосе. — Похищаешь невольных жертв для проведения жутких экспериментов ради общего блага.

Он засовывает руки в карманы халата.

— Есть лимит времени. Я не могу ждать одобрения остального мира, — он стонет и отходит на несколько шагов. — Никто не проводил исследования психопатов до конца, чтобы доказать или опровергнуть теории, — говорит он. — Накануне промышленной революции прогресс в области разума был приостановлен. Массовое производство вышло на первый план, эксперименты над психически больными гуманитарии стали называть жестокими и бесчеловечными.

Я, очевидно, задела за живое своим комментарием. Он волнуется, говорит быстрее, ходит взад-вперед.

— Алекс, — пытаюсь я, но он меня не слышит.

— Миндалевидное тело, — он указывает на свой лоб, — облегчает обработку эмоций. И все же, очень немногие исследования включали электрическую стимуляцию для оценки биологических и эмоциональных реакций, — он маниакально смеется. — Никто даже не знает результата. Никто не тестировал это вместе с эмоциональным картированием.

Пока он погружен в свою безумную тираду, я подношу кожаную манжету ко рту и пытаюсь ослабить ремешок. Я прогрызу себе путь из этого сумасшедшего места, если понадобится.

— Изначально электрошоковую терапию делали на древних устройствах, поэтому, конечно, это пришлось признать негуманным. Но основа была налицо. Ее просто нужно было доработать, протестировать…

Его внимание привлекает движение, и я останавливаюсь. Алекс подходит ближе к каталке и смотрит вниз. Он берет меня за запястье, проверяет ремень, затем кладет мою руку на кровать, его манеры внезапно становятся такими суровыми, что это нервирует.

Наклонившись ближе, он говорит:

— Ты знаешь, как работает процесс разложения? Это довольно занимательно. С рождения наши тела сконструированы так, чтобы разрушаться. С того самого момента, как мы входим в этот мир, наш мозг начинает умирать. Каждую секунду погибает тридцать два миллиона нейронов. Это миллион целых девять десятых в минуту.

— Алекс… ты меня пугаешь.

Его улыбка обезоруживает.

— Ох, я сомневаюсь в этом. Но насколько было бы удивительно, если бы я смог заставить тебя по-настоящему почувствовать ужас?

Он вытаскивает ремень из-под каталки и защелкивает его вокруг моей груди и рук, привязывая меня к кровати.

Черт.

— Послушай, мне жаль, что я ударила тебя электрошокером. Но это слишком неравномерно для расплаты. Мы можем найти другой способ, Алекс. Клянусь. Я помогу тебе…

Он игнорирует мою мольбу.

— Это для твоей защиты, — говорит он, пристегивая меня ремнями к каталке, — чтобы ты ненароком не навредила себе.

Я борюсь со связыванием и мне удается освободить одну руку. Сильно размахиваюсь, пытаясь попасть ему в лицо, но он пятится от моего удара. Ловкими движениями Алекс умело блокирует мою атаку и крепко обхватывает мою руку своей, не давая пошевелиться.