Моя грудь наполняется жаром. Это правда, его смех ― настоящий, то, как он хватает меня, чтобы поцеловать хотя бы мимолетом, прежде чем нам придется уйти ― все настоящее.
Я несу ужин его отцу.
Салливан идет со мной, когда видит, что все уже готово.
Я иду босиком по высокой траве во дворе, избегая каблуков, пока могу. К тому же мне нравится прохлада под ногами.
― Лучше бы мы его не оставляли…
― С ним все будет в порядке. ― Салливан останавливает меня. ― Тео, послушай, я невероятно благодарен тебе за то, что ты делаешь…
― Это пустяки.
― Для меня — нет. ― Он берет меня за руку и смотрит в глаза. ― Это не пустяк. Он сто лет не переступал порог дома. Не сидел, не ужинал и не смеялся со мной. Но я не хочу, чтобы ты думала… не хочу, чтобы ты расстраивалась, если завтра… он снова станет обычным.
В напряжении его тела, в суровости его лица я отчетливо читаю страх Салливана, что именно это и произойдет. Если не завтра, то послезавтра. Или еще через день.
И, возможно, так и будет. Горе Меррика большое и неизбывное.
Но я знаю, что после того, как потеряла маму, мне помогло то, что я снова начала есть.
Я пошла в кафе у океана и заказала хлеб. Мама научила меня печь фокаччу. Ей хорошо удавались любые блюда, в которых можно было экспериментировать. Она добавляла в свой хлеб самые безумные ингредиенты, и он почти всегда получался лучше, чем мой.
В хлебе, который я ела в кафе, был только розмарин. Но это было первое, что я съела с тех пор, как ее не стало, и что действительно оказалось вкусным. Соль, хрустящие края, пропитанные маслом, сладость в сочетании с пряной травой…
Я откусила кусочек, соль попала мне на язык, ясный, чистый свет океана передо мной был прекрасен, и я ожила. Даже если мне этого не хотелось.
Такова сила еды. Она напоминает, что есть для чего жить. А еще о том, что кто-то беспокоится о тебе.
― Что это? ― говорит Меррик, когда я протягиваю ему накрытую посуду. ― Я думал, ты уходишь?
Но я замечаю, что он все равно надел чистую одежду. А через его плечо я вижу жилое пространство, гораздо более опрятное, чем в мой последний визит.
Я не хочу делать преждевременные выводы еще больше, чем Салливан. Но, черт возьми, я надеюсь, что с его отцом все будет в порядке. Я приготовлю ему тысячу блюд, если это поможет.
― Да, ― говорю я. ― Но я бы хотела, чтобы мы остались здесь — у Ангуса отвратительный вкус.