Василий остановился, задрал голову и хрипло спросил:
— Чего изволите, Григорий Степанович?
— Долго я на крыше сижу?
— Долгонько. Батюшка с Елизаветой Николаевной за стол ужо сели. Ужинают. Вы бы спустились и тоже порося отведали. Повариха хвасталась новым…как его, — задумался он. — А-а-а, руцептом. И щец вкусный, я пробовал. А пирог с потрошками просто объедение. Сам не пробовал, но пахнет вкусно.
У Гриши от волнения вспыхнули щеки и затрепетало сердце.
«Я дома! Или опять сон?»
Он встал и начал медленно сползать с крыши. Тем временем, Василий скрылся в доме и двор опустел.
— Та-ак, где-то здесь должен быть выступ.
Вдруг снизу раздался щелчок. Гриша обернулся и замер, в ужасе глядя на огромную темную фигуру.
— Пустынный, — еле слышно прошептал он. — В этот раз ты меня не получишь!
Он повернулся к крыше веранды, но следующий шаг пришелся как раз на острый выступ.
— А-а-а-а! — закричал он и кубарем полетел вниз.
Однако вместо жесткого приземления, его мягко поймали и бережно опустили на землю. Гриша медленно повернул голову и увидел над собой широкоплечего кузнеца.
— Филя? Ты?
— Я, барин, — зычным голосом ответил тот. — Осторожнее надо по крышам-то лазить. Не ровен час, упадете и шею сломаете.
— Не каркай!
«Приснилось мне, что ли? Может, не было никакого демона, ни Ура, ни Назифы?»
Он зашагал к крыльцу, но кузнец окликнул его и показал на сапог в его руке:
— Стоптали совсем. Отдайте второй, для дела надо.
Юноша опустился на ступеньку крыльца, стянул сапог и внимательно осмотрел его: каблук был сбит набок, весь в пыли, внутри полно песка. Он опустил голову вниз, посмотрел на ногу и замер. На белой коже выделялась розовая полоска заживающей раны.