— Ты считаешь, что внутри я уродливая и злая?
Он качает головой.
— Ни в коем случае. Я думаю, есть что-то бесконечно более прекрасное.
— Ты не знаешь меня достаточно хорошо, чтобы делать такие выводы.
— Не могу этого объяснить, но мне кажется, что я знаю тебя намного дольше. Я действительно хочу знать, что заставило тебя перестать рисовать и следовать своим мечтам.
— Есть много вещей, которыми я поделюсь с тобой, но уже говорила, что это не одна из них, — говорю я честно и с убеждением, надеюсь, что он серьезно это понимает.
— Эмерсон, вредно держать все в себе.
— Это то, что сказал бы любой хороший психотерапевт, и я это понимаю, но это мой путь и мой выбор.
— Спасибо, — он делает глоток вина, не сводя с меня глаз. — Ты сегодня многое мне рассказала.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я. — Я не сказала то, что ты хотел знать.
— Я не был уверен, что с тобой что-то случилось, заставившее тебя бросить искусство, а теперь знаю.
Мой желудок сжимается. Я никогда ни с кем об этом не говорила и, сама того не замечая, открыла ящик пандоры.
— Мы можем оставить эту тему?
— Конечно, — говорит он. — Хочешь еще вина?
Я качаю головой.
— Думаю, мне уже хватит на сегодня. Я очень устала, — взглянув на часы, вижу, что уже почти полночь. Удивлена, что уже так поздно, и зеваю. — Не возражаешь, если мы закончим? — я эмоционально и физически истощена и очень надеюсь, что сон будет нормальным. Я не в состоянии продолжать это.
— Разумеется. Я тоже готов лечь спать, — он поднимает руки в ответ на мой потрясенный взгляд. — Не волнуйся. Раздельные комнаты.
Я улыбаюсь, смущенная своей грубостью, но в то же время испытываю облегчение.
— Спасибо, Джош. За все.
Он улыбается, берет мой пустой бокал, и я иду за ним на кухню. Как только он ставит их в раковину, мы идем к спальням, и останавливаемся перед той, которой я пользовалась раньше.