Секунд двадцать на то, чтобы немного собраться с мыслями, благо, одеваться не надо, бегу к умывальнику и просто сую голову под холодную воду. Уже по пути к машине вижу на пороге штабного здания Элю, которая пристально смотрит в мою сторону. Запрыгиваю в кабину, снова взглядом нахожу девушку. Её глаза по-прежнему следят за мной, пока мы не выезжаем с территории. Едем около получаса, портал заурядный, но стоит давно, первая кукла нам попадается задолго до костра. Одним файрболом прямо на ходу сбиваю её на дорогу, бус подпрыгивает, в зеркале заднего вида наблюдаю, как полыхает неподвижный монстр.
Следующий бредёт не один. Рядом с ним что-то несуразное, полутораметровое существо перебирает шестью лапами на подобии паучьих – вторая новинка за два дня. На лапах сверху туша похожа на куб с закругленными гранями, никаких признаков верхних конечностей и головы. В кубе множество непонятных толи отверстий, толи углублений.
Выскакиваю из машины, запускаю файр в куклу, а вторым пытаюсь достать шестилапого. С куклой покончено, а вот новый зверь оказывается очень проворным – подняв кубообразое тело довольно высоко на вытянутых лапах, он пропускает огненный шар под собой. Из куба вырывается белая молния и попадает в меня. От боли и шока в глазах темнеет. Слышу выстрелы, голову повернуть удаётся не сразу. Четверо бойцов полукругом стоят метрах в десяти от монстра, поливая его из автоматов. С трудом поднимаюсь. Снова атаковать файром боюсь – один из бойцов точно на линии огня, если монстр увернется снова. Кидаю фриз и монстр, начавший движение к намеченной жертве, замирает. В него летит бутылка с горючим, пламя охватывает и лапы, и кубообразное туловище. Чудище какое-то время стоит на месте, потом делает несколько шагов в сторону бойцов и выпускает молнию в одного из них. Недолго думая, накрываю его инферно.
В месте взрыва вообще нет ничего, тварь просто разметало на молекулы. Боец, в которого попала молния, садится, трясёт головой, жив, слава богу. С неимоверной злостью выискиваю монстров, не церемонясь, расстреливаю издалека. Найденный ещё один кубо-паук также ничего не может противопоставить моему инферно – похоже, их молнии имеют невысокую дальность.
Возвращаемся уставшие. Вся команда вываливается из буса и буквально падает на траву. Через пять минут я с немалым трудом поднимаюсь и иду к штабному зданию, первым делом нахожу Макса, отдаю ему запись с камеры буса. Оглядываюсь в поисках Эли, с трудом нахожу её в самом углу большого зала. Она лишь на секунду поднимает на меня глаза, улыбается и снова возвращается взглядом к монитору.
Глава 20
Аня Рыжик.
У меня никогда не было ни брата, ни сестры. После возвращения Энжи из больницы и отъезда Краша, сестра у меня, можно сказать, появилась. Неимоверно страстная до больницы, теперь она превратилась в сплошную заботу и поистине материнскую нежность. Оказывается, готовит она весьма неплохо, только слишком переживает, что её любимому Крашику может не понравиться. Когда он уехал, готовка перестала её так выматывать эмоционально и перестала быть такой изнуряющей.
А меня к кухне она почти не подпускает, заставляя почти всё время проводить за учебниками. Слава богу, что мы почти заканчиваем годовой курс алгебры и геометрии, а потом мне обещан отдых – неделю я могу просто проспать, что я и хочу сделать.
С одной стороны я понимаю, что без неё, без Краша, без Эли я бы не то, что так быстро, скорее всего никогда бы не подготовилась к экзаменам. Так и осталась бы дурочкой с переулочка с семью классами – поначалу я каждый день плакала и просила бросить эту затею, чувствуя, как в моей голове абсолютно не держатся все эти формулы и уравнения. Энжи с ангельским терпением разжевывала мне каждую формулу и объясняла каждое правило. Она сильно изменилась после болезни. Мне стало казаться, что она намного старше меня, исчезла её обычная порывистость и непоседливость. Наверное, изменилась и я – теперь мне высшим наслаждением кажутся мгновения, когда её рука просто легонько массирует мою голову. Я могу лежать часами головой на её коленях, обхватив её за талию. Я целиком смирилась с ролью младшей сестры, ребёнка, которого любят и балуют. Единственное, что меня расстраивает и даже немного обижает – сама она старается избегать проявлений нежности с моей стороны. Иногда от этой невостребованной и копящейся во мне нежности слёзы сами выступают на глазах и тогда я запираюсь в ванной, пока меня отпускают эмоции.
Вот и сейчас я сижу на бортике ванной и смотрю на свои покрасневшие глаза в зеркале. В очередной раз попытка её обнять закончилась резко появившимся срочным делом на кухне. А ведь для меня ничего не изменилось за эти месяцы и я так и не поняла, кто из них двоих мне более важен.
— Анютик. — Слышу её голос с кухни, вытираю слёзы и иду. — Обед на столе.
— Иногда мне кажется, — пытаюсь говорить нарочито весело, — что ты меня откармливаешь с каким-то умыслом.
Она поддерживает мою шутку.
— Конечно, чтобы Крашик не сказал, что я тебя морила голодом. — Она прикасается к моему животу, неприкрытому коротким топиком. — Я думаю, он будет не против этих маленьких мягких округлостей.
Её пальчики скользят по моей талии, заставляя меня дышать гораздо глубже.
— А сама почти не поправилась после больницы. — Обнимаю её и целую. — Всё такой же дистрофик.
— Есть не хочется. — На удивление она не пытается отстраниться. — Врачи сказали, что минимум несколько месяцев сильные эмоции моему сердечку противопоказаны. А ты же знаешь, что в его ручках я себя не контролирую. Так что тебе предстоит отдуваться за двоих.
Она смеётся и целует меня.
— Потому я и тебя немного побаиваюсь. — Признаётся с виноватой улыбкой. — Вот и сейчас…