Персефона продолжает легонько меня поглаживать, и я чувствую, что вот-вот выпрыгну из собственной кожи.
– Полагаю, нужно считаться с твоим планом. Ты похож на человека, который любит планировать, и я это уважаю. – Она прижимается ближе и трется щекой о мою грудь. – Как насчет компромисса? Давай ты сам убедишься, что я и впрямь так хороша, как говорила?
Я не отвечаю, пока не дохожу до комнаты, и мы не оказываемся внутри. Там я сажаю Персефону на кровать и запускаю пальцы в ее шелковистые волосы. Оттого, как она приоткрывает рот, когда я наматываю пряди на кулак, мне вновь приходится сдерживаться, чтобы не зарычать.
– Персефона. – Я снова потягиваю ее за волосы. – Похоже, ты привыкла, чтобы все было по-твоему.
Она смотрит на меня так, будто ждет, что я вытащу член и оттрахаю ее в рот, пока мы оба не дойдем до точки. Она слегка выгибает спину.
– Только в некоторых областях.
– Ммм. – Тяну в последний раз и заставляю себя перестать к ней прикасаться. Я не могу потерять контроль, иначе никогда его не верну. Будь я простым человеком, то не раздумывая согласился бы на любое ее предложение. Но я не простой человек. Я Аид. – У меня есть слово, к которому тебе не помешает привыкнуть.
Она хмурит брови.
– Какое слово?
– Нет.
Я никогда не признаю, как много усилий требуется приложить, чтобы отвернуться от взъерошенной Персефоны, сидящей на кровати, и уйти в ванную. На расстоянии легче не становится. Она здорово меня зацепила. Я роюсь в шкафчике под раковиной в поисках аптечки. Мы храним их в каждой ванной комнате в доме. Формально я ни с кем не воюю, но мой род деятельности подразумевает, что порой мои люди сталкиваются с неожиданными травмами. Например, с огнестрельными ранениями.
Вернувшись в комнату, отчасти я ожидаю, что Персефона готова приступить к еще одному этапу соблазнения, но она смирно сидит там, где я ее оставил. Даже успела поправить волосы, хотя румянец на коже ее выдает. Желание, злость или сочетание того и другого.
Я встаю на колено возле кровати и бросаю на нее взгляд.
– Веди себя как следует.
– Да, господин. – Слова звучат так приторно-сладко и ядовито, что свалили бы меня с ног, если бы я этого не ожидал.
Я никогда не был покорным.
Предпочитаю ограничиваться игровой комнатой и частными представлениями, даже с одними и теми же партнершами. Единственное правило: все заканчивается, как только прекращается представление. Но здесь что-то иное, и я не готов к противоречивым чувствам, которые зарождаются у меня в груди, когда я снимаю бинты со ступней Персефоны и осматриваю их. Раны понемногу заживают, но пока еще в ужасном состоянии. Этот забег через верхний город и впрямь мог закончиться для нее увечьями. Не говоря уже о том, что, добравшись до меня, она была опасно близка к переохлаждению. Пробыв еще немного на улице в ночи, она могла нанести себе непоправимый вред.
Черт возьми, она могла умереть.
Возможно, в этом случае люди Зевса могли вмешаться, но, когда дело касается Зевса, я не верю вообще ничему. Он с той же вероятностью мог позволить ей загнать себя до смерти в наказание за то, что сбежала от него, с какой может ворваться и утащить ее обратно в верхний город.
– Почему ты не вызвала такси, когда убежала с вечеринки? – Я не собирался озвучивать этот вопрос, но он все равно повисает в воздухе.