Черно-белая жизнь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Завтракали, собираемся на прогулку. Погода? Прекрасная! А у вас? Как всегда? Да, климат у нас… Что говорить? А здесь – европейская зима! Но – говорят, что очень удачная – тепло и сухо. Хотим даже в магазинчик зайти – мне кое-что нужно. Так, ерунда – пара сменных трусов, пустяки. Дойду, не волнуйся! А куда я денусь? Дойду! Нет, думаю, что вполне осилю – ну, надо же когда-нибудь начинать! Тебе нравится мое настроение? Да, все нормально! Домой? Конечно, хочу! А ты сомневалась? Нет, шов не болит, со швом все в порядке, чисто и сухо, как говорит твоя подруга. И с аппетитом все нормально, я же тебе говорю! Есть хочется, да. Вот захотел вчера блинчиков, так Галочка твоя мне их напекла! Съел штук пять или шесть, ты представляешь? Вот именно – прогресс, ты права! Смотрю телевизор, пытаюсь копаться в айпаде. А ты? Когда собираешься? Конечно, скучаю, что за дурацкий вопрос! А что там у Кати? Поправилась, да? Ну и слава богу, что все хорошо. Когда позвонишь? Вечером? О’кей. Дать трубку Галине? Ну раз все узнала… Целую! Привет! И до вечера, да!

Леля медленно положила трубку и почему-то задумалась. И даже – что уж таить греха? – как-то раскисла. Расстроилась? Да нет, слово не то! Именно так – раскисла. Почему? Вот ведь дура! Голос мужа был бодр и даже весел, дела шли, кажется, вполне неплохо – прогулки, аппетит, блинчики на ужин. Сухой шов. Что еще надо? Да только твердить «спасибо» небесам и Галочке. Конечно, Галочке! А кому же еще? Это надо признать. Но почему так кольнуло ее глупое сердце? Почему стало не по себе? Ревность? Да глупость какая! К кому ревновать? К Галочке? Ну просто смешно! И кого? Тяжелобольного человека? Только-только отползшего от края могилы? Нет, она точно дура! И еще – плохая жена. Не оставила лишнюю пару трусов! И кольнуло ее оттого, что стало стыдно, неловко и неудобно. И ревность тут ни при чем! Только получается, что Виктор без жены обходился! Совершенно запросто обходился – вот в чем, собственно, дело.

Да! И еще кое-что. Муж снова не задал ни одного вопроса. Ни слова, как у нее да что. Нет, конечно, обижаться грех – она давно к этому привыкла. От ее дел он всегда подчеркнуто отстранялся, всегда. Но почему же именно сейчас так стало обидно? Почему она все не может привыкнуть? Ведь все понимает, а клинит опять.

Ну а потом Леля начала собираться – дела, увы, не ждали.

Перед уходом глянула билеты – туда и обратно. Туда – один, обратно – два. Ей и мужу. Вечером надо будет хоть эту тему закрыть. И еще – позвонить Галочке. Свинья она, Леля, неблагодарная. Крутит чего-то в больной голове, а там практически чужой человек вытаскивает ее мужа. Кладет на него здоровье и жизнь, войдя в ее «тяжелое положение».

Дед Семен учил: главный и самый отвратительный недостаток у человека – черная неблагодарность. И вот сейчас она попала в число презираемых дедом людей.

Первые полдня все было неплохо – по крайней мере, так казалось. А вот часам к пяти поняла – тот, кто обещал помощь, крутит. В смысле – врет. Ничего у него не получается, судя по всему, а озвучить это не может. Не хватает силенок. Или ей так стало со страху казаться?

Закрылась в кабинете и стала думать. Сопоставлять. И все поняла окончательно – нет, не помогут! Скорее всего, не смогли. Подвели. Да нет, ничего особенного – так часто бывало. Ко всему, надо сказать, она давно привыкла, как ей казалось. Сколько раз подводили, не сдерживали данных слов и обещаний, сколько раз просто банально обманывали, ничтожно врали, подставляли. И даже кидали. А сейчас что на выходе? Да кошмар, вот что! Ничего не связывалось, не складывалось, не выходило. Вот что на выходе! И это означало только одно – у нее, Лели, Ларисы Александровны, очень большие потери и огромные неприятности! И вся ее «сладкая жизнь» и сладкая фабрика по-прежнему под угрозой.

А ведь Виктор прав: бизнес в России – это, знаете ли, не для слабонервных! Слабонервной она не была – это точно. И приняла правила игры – раз и навсегда. Приняла скрепя сердце, отвергая душой – но понимая умом: Расея-матушка! Здесь все именно так, и никак не иначе. И что остается? Или – вали, или мучайся дальше в родных пенатах. Валить не хотелось. Россию она любила. Можно было и по-другому, например, работать на «дядю». Она бы и здесь – наверняка! – быстро сделала приличную карьеру и зарабатывала хорошие деньги. На жизнь бы точно хватало. Но! она-то всегда стремилась к другому – если и не к большим деньгам, то к самостоятельности, росту, своему делу, где она полноправная хозяйка. Ну а к этому прилагались и все прочие хлопоты, проблемы и проблемки и, разумеется, потери. Леля четко понимала: это ее путь. И другого не будет.

Правда, каждый раз, когда прикладывали мордой об асфальт, было непросто. Пару раз приходили в голову мысли – а не послать бы все это, а? Далеко и надолго. Сил-то уже поубавилось!

А потом вспоминала, как пробивалась в этом жестоком и беспощадном мире наравне с сильными и могучими мужиками. И никто ей скидок не делал, пощады не давал как женщине. Все – на равных. А самое главное – ее имя. Ее честное имя, которое она сама заработала. И добилась, чтобы ее уважали, чтобы ее, Ларису Александровну Незнамову, считали приличным человеком.

Сейчас тоже подступило именно это: а не послать бы все? Денег, конечно, почти совсем нет – все вложено, много кредитов и даже долгов. Но у нее есть помещения – свои площади, между прочим! И как они выросли в цене – всем понятно. И пусть даже кризис, чтоб его – второй за последнее десятилетие, – все равно цена этой кубатуре есть, и приличная. Этого хватит, чтобы покрыть все долги. И чуть-чуть останется, чтобы спокойно дожить. Спокойно! Правда, к этому слову надо еще добавить слово «скромно». Хватит на кусок хлеба, на колготки, на скромный турецкий курорт.

А как же все остальное? То, ради чего она, собственно, все эти годы жила? Производство, цеха, доброе имя, фирменный знак? Вспомнила, с чего начинала: на импортное оборудование денег не было, на фабрике стояли российские узлы, а с ними были проблемы. Только спустя лет пять или семь закупили немецкие и итальянские. А пока вышла на нормальных поставщиков! Сколько ее обманывали, боже! Сырье закупалось в России и Бельгии. Для тех, кто не знает, цена какао-массы, самого дорогого компонента шоколада, колеблется, как цена на нефть, в зависимости от количества выращенных деревьев и мировых потребностей.

В ее продукции не было заменителей, и покупателя своего она не обманывала: только какао-масса из перетертых бобов – вот из чего состоит настоящий шоколад.

Поставщики молока, сухофруктов, орехов собирались годами кропотливой и сложной работы.

А как разогнать тех, кто столько лет служил верой и правдой? Кто поддерживал ее в самые-самые тяжелые дни? Она не про офисных, нет. Она про технологов, про мастеров, про начальников цехов. И потом, вывезти оборудование, распотрошить офис? Ну ладно. Допустим. А дальше? Чем вообще заниматься? Ну, о’кей, день, два, неделю – это понятно. И даже месяц – тоже понятно. И даже два или три. А что потом? Потом, когда наконец она отдохнет и когда к ней придет осознание, что никуда не надо идти. Никуда и никогда – ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Она – домашняя хозяйка! Варить обеды, тыкать в углы пылесосом, смотреть сериалы, и все?

Да! И еще кое-что! Вот про это-то мы и забыли! А Катькин Париж? «Парижик», как она его называет. Ее учеба и дальнейшие планы? А планы были купить там дочери квартирку. Конечно, самую скромную и самую крошечную. Но в приличном районе! На квартирку в Парижике было кое-что и отложено. Правда, с болезнью мужа в заначку пришлось нырнуть – и не раз. Но Леля от своих планов отказываться не привыкла – и квартирку в Парижике надлежало приобрести.

А дальше всплывало одно за другим – одна картинка сменяла другую. Квартира и ее содержание. Загородный дом и его содержание. Услуги садовника и домработницы. Машины – две. Содержание Катькиной квартиры в Парижике. Плата за ее учебу. Лечение мужа. Ну, и все остальное, к чему она давно успела привыкнуть и с чем расставаться было как-то не с руки, если честно. Так что было за что побороться.

Остаток дня она еще пыталась вести какие-то разговоры, взывать, что называется, к совести обещавших, но уже прекрасно понимала, что все это бесполезно – ей отказали. Правда, все еще звучали фразы типа «Лариса Александровна, дорогая! Конечно, мы постараемся!». И все-таки это был отказ – вежливый и корректный. Красивая мина при плохой игре – вот как это все называлось.

Получилось все как всегда – в кредитовании было отказано, те, кому она была должна, ждать отказывались, сорвались старые, надежные и крупные клиенты – кризис, а другие, обещавшие предоплату, тоже сиганули в кусты. «Времена такие, Лариса Александровна! Ну, вы же сами знаете! У всех все хреново».