Ее пребывание в Москве явно затягивалось. Так, в суматохе и невеселых раздумьях, незаметно пролетели недели.
Однажды вечером она сидела в своем кабинете, не зажигая света, и смотрела в окно. Город накрывали густые и плотные сумерки. Такая же чернота заползала и в сердце – надежды почти не было. А если по правде, не было вовсе. Ничего не получалось. Совсем ничего.
В дверь постучали, и Леля вздрогнула, словно очнулась. На пороге стояла помощница Юлечка и жалобно хлопала длинными ресницами.
– Может, кофе? – робко спросила она. – ну, или что-нибудь съесть?
Юлечка была заботливой и слегка бестолковой. Но Леля, становясь старше и опытней, понимала, что честность и преданность важнее, чем сообразительность или хитрость. Юлечка заботилась о ней как о сестре или матери, и это было куда ценнее, чем быстрый и сметливый ум второй секретарши – Оли. Вот той было совершенно по барабану – поела ли хозяйка, попила и в каком она настроении. Оля знала себе цену: «Не нравится? Да ерунда! Тут же найду другое место – два языка и высшее образование. А сижу тут у вас в приемной…» Оля работала так, что Леля считала себя ей обязанной.
Леля чуть улыбнулась:
– А правда, Юль! Я ведь с утра не ела. Давай что-нибудь пожуем! Ты права! В конце концов, что нам теперь? Помирать? От расстройства или от голода? Впрочем, Юлечка, разница небольшая.
Ну и перекусили – как извинительно сказала Юлечка, чем бог послал, – Юлечка поделилась домашними бутербродами, нарезанными заботливой маминой рукой. Бутерброды и вправду были «мамины» – тонкие куски хлеба, аккуратный слой сливочного масла и домашняя буженина с чесночком. Вкусно – ох! К этому роскошеству прилагалась и чашка хорошего, крепкого и сладкого кофе – совсем красота! Кофе они пили вдвоем с Юлечкой. Та робела и опускала глаза. Леля знала – за работу девочка очень держится, живет вдвоем с мамой, и та женщина нездоровая. Отец ее был человеком прекрасным, самым заботливым мужем и отцом, при нем жили как в раю – просто вообще бед не знали. А после его скоропостижной и неожиданной смерти все развалилось – Юлечка не успела закончить институт, и ей пришлось выходить на работу. Мама, увы, работать уже не могла. Но жили они так дружно, в такой огромной любви и взаимной поддержке, что ни на что не сетовали – только в их доме навечно поселилась печаль по любимому и дорогому человеку. Девочка говорила о матери так трогательно и тепло, что у Лели выступили слезы. Ну и, конечно, подумала о себе и Катьке. Нет, Катька была неплохой, но… Да никаких «но»! Сама виновата – посадила всех в инкубатор под лампу, вот и отвечай!
Наконец кофе был выпит, бутерброды съедены, и Юлечка осторожно привстала со стула.
– Ну, я пойду, Лариса Александровна?
– Конечно, иди! И мамочке передавай огромный привет! Пожелай ей здоровья!
Юлечка кивнула и тихо спросила:
– Вы уж меня извините! А что, у нас все так плохо, Лариса Александровна?
Леля вздохнула.
– Пока да, девочка. Если честно. Но будет все хорошо. Ты же мне веришь? И сплетни по углам не собирай – выкарабкаемся, Юль! Нам не впервой, ты же знаешь! И вообще – ни о чем не беспокойся. Все будет о’кей, ты меня поняла?
Юлечка закивала и выдавила слабую улыбку:
– Да волнуются все! И за вас, и за себя! У кого ребенок, у кого ипотека или кредит за машину. А времена – сами знаете, с работой-то плохо! – Она осторожно прикрыла за собой дверь.
«Вот так, Лариса Александровна! – сказала себе Леля. – И какое ты, милая, имеешь право на сопли и нюни? У всех же ипотеки, кредиты, малые дети и больные родители! И кстати, у тебя, дорогая, тоже сплошные долги! Так что в бой, моя прелесть! Вперед и с песней! Подумаешь – еще одна черная полоса. Делов-то – с копейку! Думала, испугаешь, зебра хвостатая? Ан нет! Мы ж с тобой знаем, за черной придет белая, как, впрочем, всегда!» Она громко выдохнула, резко встала, одернула узкую юбку, вынула из сумочки помаду и пудру. Ничего, господа! Мы еще – о-го-го! Из зеркала на нее смотрела очень усталая и очень растерянная, прибитая женщина – с нездоровым, почти лихорадочным блеском в глазах. В больных и несчастных глазах.
С работы она тут же уехала. Было необходимо сменить обстановку, переключиться и набраться – вот знать бы откуда! – душевных и прочих необходимых сил, чтобы снова включить голову и все перебрать. Все-все, по мелочам. Может быть, что-то придет в голову?
Так говорил дед Семен: «Думай, детка, голова-то на месте! Она и подскажет тебе, что нужно делать!»
ebooksa