– Сейчас вернусь. – Я выставляю указательный палец перед его лицом, пытаясь изобразить серьезный тон. – Не двигайся.
– Не смог бы, даже если бы попытался, – хрипит он, стараясь выдавить улыбку, но у него ничего не выходит.
Я выхожу из комнаты и иду в общую ванную, где беру пару полотенец и мочалку. Затем подхожу к раковине, включаю воду и, дождавшись, когда она станет горячей, промачиваю мочалку, а потом отжимаю ее и выключаю воду. Спешно выхожу обратно в коридор, понимая, что у нас осталось не так много времени до того, как закончится игра и все вернутся в общежития.
Мне нужно отнести наши с Уитом вещи в сушилку. Но я не могу допустить, чтобы кто-то заметил у меня мужскую одежду, поэтому придется перемешать ее с другими вещами. Не будет ничего примечательного в том, что я занимаюсь стиркой в пятницу вечером. Я никому не нравлюсь в этой школе, и у меня нет друзей.
Чем еще мне заниматься?
Я возвращаюсь в комнату и вижу, что Уит все так же сидит в кресле, а его брюки спущены до лодыжек. Он смотрит на меня с гримасой.
– Сними с меня эту хрень, – стонет он.
Меня переполняет раздражение, но я подхожу к нему, опускаюсь перед ним на колени и, сперва сняв с него обувь, стаскиваю носки. Тянусь за его брюками и понимаю, что трусы спущены вместе с ними.
Медленно поднимаю взгляд и вижу, что он ухмыляется мне. Несмотря ни на что. Невзирая на боль, мокрую одежду и безумную ситуацию, в которой мы оказались, он сидит с высокомерным выражением лица, и я точно знаю почему.
– Не так я представлял, как ты в первый раз встанешь передо мной на колени, но тоже сойдет, – тянет он.
– Ты такой идиот. – Я стаскиваю его брюки и белье с ног и мокрой кучей бросаю на пол. – Сними рубашку.
Уит вскидывает бровь.
– Сними. Рубашку, – повторяю я, на сей раз чуть медленнее.
– Хочешь, чтобы я разделся? Не знаю, насколько хорошо смогу проявить себя…
– Я хочу бросить твою одежду в сушилку, – перебиваю я.
– А. – Судя по голосу, он разочарован. – Такая богачка, как ты, умеет стирать?
– Умею. Не надо так удивляться, – раздраженно говорю я и округляю глаза, когда его длинные изящные пальцы тянутся к краям рубашки и начинают расстегивать пуговицы.
– Будешь смотреть? – спрашивает он скучающим тоном, расправляясь с последней пуговицей. Рубашка расходится в стороны, и я опускаю взгляд, но, благодаря единственной горящей лампе на прикроватной тумбочке, в комнате стоит полумрак. Я ничего не вижу. Но мне любопытно.
Я хочу увидеть все.
– Пожалуй, – равнодушно говорю я, будто его нагота никак на меня не действует.