Крах Атласа

Известные союзники (см. также: корпорация «Уэссекс»)

Уэссекс, Джеймс

Известные союзники (см. также: Форум; Эзра Фаулер)

Начало

Атлас Блэйкли родился, когда земля умирала. Это факт.

Факт – то, что впервые он по-настоящему понял боль.

Факт – то, что Атлас Блэйкли создал оружие и хранил секреты.

И то, что Атлас Блэйкли охотно рискнет теми, чья жизнь вверена его заботам, предаст всякого, кто по глупости или из отчаяния положился на него, – тоже факт.

Атлас Блэйкли – живая коллекция шрамов и пороков, лжец по призванию и по крови. Прирожденный злодей.

Однако самое главное: Атлас Блэйкли – всего лишь человек.

* * *

Его история начинается как и ваша, правда, тогда это был совсем другой человек: ни твида, ни щегольского костюма с иголочки, ни елейного тона. Однако ему тоже пришло приглашение. В конце концов, Александрийское общество звало всех, даже Атласа.

И вас.

В ту пору Атлас жил с матерью в обветшалой конуре. Приглашение лежало на полу, брошенное возле мусорного ведра, в липкой луже чего-то паршивого. Ведро – вместе со всем содержимым – этот памятник порокам обычного четверга – влачило жалкое существование в метре от прожженного пятна на линолеуме, под сенью покосившегося штабеля из Ницше, де Бовуар и Декарта. Старые газеты, коробочки от еды навынос и заплесневелые клубеньки репы – все это убегающим тестом спешило выбраться наружу, приобщиться к нетронутым стопкам литературных журналов, недочитанным томикам поэзии, опасно приближаясь к фарфоровой вазе, набитой аккуратными салфеточными лебедями. В таком окружении легко было проглядеть прямоугольник дорогущей бумаги цвета слоновой кости.

Легко, да не каждому.

Двадцатитрехлетний Атлас Блэйкли подобрал приглашение, когда пришел домой в перерыве между сменами в местном пабе. До изматывающей халтуры пришлось опуститься, несмотря на научную степень, нет, даже две (с перспективой третьей). Он прочитал свое имя, выведенное изящным каллиграфическим почерком, и решил, что карточку занесло сюда на крыльях спиртного. Матери оставалось спать еще несколько часов, поэтому он молча сунул приглашение в карман, встал и взглянул на фото отца (или кем там приходился ему тип, чей портрет собирал пыль на книжной полке). Впрочем, вопросов – ни о нем, ни о карточке – Атлас задавать не думал.

Если не вдаваться в подробности, то, увидев приглашение, он испытал дурноту. И медитам, и академикам он был своим. К первым относился с рождения, во вторые выбился благодаря уму и старанию, однако не доверял ни тем, ни другим. Вообще, карточку он собирался выбросить, однако, покрытая липким слоем джина и чего-то вроде тамариндового чатни, который мать заказывала по телефону в ближайшем азиатском магазине («Его запах напоминает мне па», – будучи в здравом уме, часто говорила она), бумажка быстро и прочно прилипла к изнанке кармана.

Своего Хранителя, Уильяма Астора Хантингтона, Атлас потом обвинит в излишней, в ущерб чужим рассудку и времени, увлеченности ребусами. Тем же вечером, слепо теребя карточку в кармане – а до того вышвырнув из паба клиента, у которого, как это часто случается, доля виски превысила долю мозгов, – Атлас сообразил, что чары, вплетенные в приглашение, это шифр. При обычных обстоятельствах ему хватило бы того же рассудка не тратить то же самое время на поиск отгадок, но он всего день как потерпел болезненную неудачу в делах сердечных. Впрочем, сердечных ли? В тех отношениях он главным образом думал членом. Позднее Атлас Блэйкли придет к мнению, что Хантингтон – нарцисс и, составляя загадки, страдает херней. Большинство рекрутов принимало приглашение спустя каких-то пять минут уговоров.

Однако Атласу еще предстояло прийти к этому мнению, а тогда он испытывал сердечные муки и ненавидел работу. В широком смысле – просто скучал. Со временем он поймет, что скучает большинство людей, особенно те, кого рассматривают в кандидаты на место в Обществе. Такая вот небольшая и умеренная несправедливость: многим из тех, кто видит цель, не хватает таланта прийти к ней. Те же, кто талантом наделен, цель видят редко. Странная ирония, от которой никуда не деться. (Атлас Блэйкли по опыту знал, что самый верный способ разрушить кому-то жизнь – дать ему желаемое и отойти в сторону, не мешать.)

Шифр привел в туалет часовни шестнадцатого века, оттуда – на крышу новехонького небоскреба и дальше – на овечье пастбище. В конце концов Атлас оказался в городском штабе Александрийского общества, старой версии того места, в котором он позднее примет шестерку собственных рекрутов. Он лишь потом выяснит, что реновация – подарок человека, даже не состоящего в Обществе, не проходившего посвящение и, вероятно, в жизни никого не убившего. Очень любезно с его стороны. Вероятно, сон его был крепок и здоров, но суть, очевидно, не в этом.

В чем же тогда она, эта суть? В том, что в конце 1970-х один гений, доктор Блэйкли, завел интрижку с первокурсницей, и она понесла. В том, что не у всех крепкое душевное здоровье. В том, что шизофрения – это дар, пока не мешает, пока не расцветет и не созреет; пока не взглянешь на младенца, из-за которого жизнь пошла под откос, и не поймешь: ради него ты не колеблясь отдал бы эту самую жизнь, и вместе с тем – по собственной воле или же нет – ты, вероятно, и так умрешь из-за него. Суть в том, что эту связь никто не осудит, ведь, если подумать, все случилось по обоюдному согласию. В том, что остается гадать, как сложились бы обстоятельства, надень студентка другую юбку или взгляни она на профессора как-то иначе. В том, что на кону карьера, доход, семья! В том, что уже в три года Атлас Блэйкли услышит голоса в голове матери, заметит, как раздвоилось ее существо, как ее гений в определенный момент где-то расщепился, пустив веточку чего-то темного и непонятного.