– Когда ты будешь дома? – спросила она.
– К восьми. Хочешь, сходим куда-нибудь?
Анна никуда не хотела выходить. Она хотела приготовить ужин.
– И тогда поговорим, – сказала она напоследок, словно у него могли оставаться сомнения на этот счет.
Закончив разговор, Джейк просидел на месте еще несколько минут в ужасном состоянии. Он пытался вспомнить, когда принял такое решение – не рассказывать Анне о Талантливом Томе, и, к своему удивлению, понял, что это продолжалось с самого дня их знакомство на радиостанции. В общей сложности, он скрывал все это от нее уже восемь месяцев: злобные выпады и угрозы, и посты, очернявшие его по всему интернету, чтобы ему было некуда деться от этой заразы! Другое дело, если бы он сумел решить эту проблему, но он не сумел и только наблюдал, как она разрастается, словно смерч, засасывая все новых людей, занимавших особенное место в его жизни: Матильду, Вэнди, а теперь – самое страшное – и Анну. Она была права. Он совершил ужасную ошибку, не сказав ей об этом. Теперь он это понял.
Нет. Самой ужасной ошибкой, прежде всего, было то, что он присвоил идею Эвана Паркера.
Кого теперь волновало, что «Сорока» – это его книга, от первого до последнего слова? Что ее успех неразрывно связан с его талантом представить историю, услышанную от Эвана Паркера, на должном уровне? Конечно, Джейк признавал, что история исключительная, но мог ли сам Паркер воплотить ее в достойный роман? Да, у него был определенный талант складывать слова в предложения, который Джейк признал за ним еще в Рипли. Но как насчет нагнетания напряжения? Понимания того, что именно движет эту историю и чем она захватывает и не отпускает читателя? Как насчет проработки образов героинь, чтобы читатель переживал за них и не жалел потраченного времени? Джейк мало что видел из рукописи Эвана, чтобы составить взвешенное представление об этом, но несомненным было одно: Эван Паркер рассказал саму историю, что давало ему определенное право считаться ее автором, и рассказал он ее Джейку, что, в свою очередь, налагало на него определенную моральную ответственность.
По крайней мере, пока рассказчик был… жив.
Неужели Джейк действительно должен был оставить такую историю в могиле другого писателя? Любой писатель понял бы его поступок. Любой писатель сам поступил бы так же!
Вернув себе чувство моральной правоты, Джейк завел машину и продолжил путь домой.
В числе коронных супов Анны был суп из шпината, до того зеленый, что один его вид вызывал прилив сил, и Джейк, приехав домой, увидел его на столе, рядом с бутылкой вина и буханкой хлеба из «Ситареллы»[65]. Сама Анна сидела в гостиной, читая полосу «Сандэй-Таймс», и Джейк отметил, когда она скованно обняла его, что на кофейном столике лежал газетный лист с книжным обозрением, открытым на странице бестселлеров. Он знал из еженедельной рассылки «Макмиллана», что в настоящее время «Сорока» занимала четвертое место среди художественных книг в мягких обложках, что привело бы его в восторг в любое другое время, но в данном случае это говорило о падении читательского спроса. Впрочем, в тот вечер у него была забота поважнее.
– Хочешь сполоснуться? Поесть?
Джейк не ел ничего после того пончика в мраморном доме.
– Я определенно созрел для этого супа. И еще больше – для вина.
– Иди разложи вещи. Налью тебе бокал.
Зайдя в спальню, он увидел на кровати конверт, который получила Анна. Такой же, как и тот, что получил он сам, с именем отправителя Талантливый Том, но получателем на этот раз был указан не Джейк, а Анна. Он взял конверт, вынул письмо и прочитал единственное предложение, костенея от ужаса:
Он поборол желание тут же скомкать бумагу.
В ванной Джейк переоделся и поставил на место зубную щетку. Он старался, из какого-то суеверия, не смотреть на себя в зеркало, но все равно уловил свой взгляд и понял, что правды не скроешь – темные круги под глазами, бледная кожа и поредевшие волосы недвусмысленно выдавали напряжение последних месяцев. Но главное, на лице его читалось выражение неодолимого страха. Приходилось признать, что ему предстоит долгая и трудная реабилитация. Джейк вернулся в гостиную, где его ждала жена.
Когда Анна переехала к нему, она привезла с собой из Сиэтла добротные ножи, «голландскую печь», старую деревянную разделочную доску, служившую ей с колледжа, и даже стеклянную банку, наполненную хлебной закваской, похожей на засохшую запеканку. Всем этим она пользовалась изо дня в день, готовя еду и обеспечивая им обоим сбалансированное питание на месяцы вперед – тушеные овощи и супы, засахаренные фрукты и даже приправы ее производства заполняли холодильник. Кроме того, Анна отнесла посуду Джейка (включая столовое серебро и бокалы) в центр «Доброй воли» на Четырнадцатой улице и заменила все это новыми фирменными наборами. Джейк сел к столу, и Анна подала зеленый суп в тяжелых керамических тарелках.
ebooksa