— Когда Живетьев захочет узнать об источнике антиожоговой мази, мое имя не должно звучать. Попросите об этом Грекова.
А когда Живетьев спросит, это будет еще одна крупинка на чашку весов в мою пользу. Пока Шелагин мне не верит.
— Ты так уверен, что он захочет узнать?
— Ему задание Арина Ивановна сегодня оставила. — Я ответил и сразу перевел разговор на другое: — Второй круг? С тварями или с людьми?
— Давай с людьми, хотя они тоже бывают теми еще тварями.
Не знаю, поверил ли он мне хоть немного — больше мы не разговаривали, отрабатывали все оплаченное мной время. Когда время вышло, мы оба стали мокрыми, но довольно улыбались. Метку на Шелагина я все же поставил на случай, если он каким-то образом умудрится проговориться, поставив тем самым нас с Олегом под угрозу смерти. И его разговор с Грековым тоже послушаю. На Грекова бы еще поставить — и ведь возможность была да не использовал.
— Спасибо, — сказал Шелагин. — Действительно, удивил. Такой возможности я не знал. Вопрос, откуда знал ты?
— Я вам и без того сказал больше, чем следовало, — буркнул я.
— Это ты про заговор целителей относительно меня? — Он рассмеялся.
Я все же постарался до него достучаться.
— Пока вы верите Живетьевым, вы в опасности. Посмотрите, что стало с теми родами, про которые я вам говорил.
— Договорились, посмотрю, — он усмехнулся, явно не собираясь этого делать. Что ж, моя совесть чиста. — Может, повторим как-нибудь поход на Полигон?
Я помотал головой. Только слухов не хватало, что я часто бываю в обществе княжича. Живетьев тогда точно реализует свои маньяческие наклонности.
Глава 20
Подслушивать разговор Шелагина с Грековым я начал еще в душе, котрый решил принять до ухода отсюда.
— Ни у как? Стоило оно того? — проворчал Греков.
— Стоило, — удивил его Шелагин. — Еще бы понять, как это делать самому.
— Что делать?
— Да уж не оскорблять покойных родственников того, с кем разговариваю. Ты прошелся и по отцу, и по матери Песцова. Леш, это вообще ни в какие рамки. Ты взрослый человек, он пацан, только окончивший школу, а ты его сразу подозреваешь во всех грехах.
— Есть в кого, Саша, есть в кого, — многозначительно протянул Греков.