— Поверь, не стоит.
Когда её, наконец, перестаёт тошнить, мы отходим от урны к заботливо поставленным тут скамеечкам. Реакция космика, впервые оказавшегося под открытым небом, очень предсказуема: «Ваш вестибулярный аппарат прощается с вами, а ваш желудок — с вашим завтраком».
— Как они тут живут? — риторически спрашивает Катя, не рискуя пока открыть глаза.
— Привыкли. Планетянам на станциях тоже не по себе, если тебя это утешит. Потолки давят, не хватает пространства и не нравятся запахи.
— Запахи? Да они издеваются! У меня тут уже нос в трубочку свернулся, наверное!
— Нет, — я нажал ей пальцем на кончик носопырки, — всё такой же курносый.
— Тут воняет миллионом вонялок сразу!
— Это называется «атмосфера».
— Пап, а тебя почему не тошнит?
— Я уже бывал на грунте несколько раз. К этому привыкаешь. Подожди немного, сейчас станет легче. Всё-таки мы, как вид, происходим с Земли, и природа своё возьмёт.
Дочь осторожно открыла один глаз, огляделась, стараясь не смотреть вверх. Открыла второй.
— Да, и правда, отпускает.
— Не спеши, посиди ещё.
— Угу. Ладно. А ты с мамой тут познакомился, да?
— Нет, познакомились мы на «Солусе». Но я потом с ней спускался.
— Зачем?
— Ей с чего-то пришло в голову показать меня родителям.
— У неё есть родители?
— У всех людей есть.
— Я не в этом смысле, пап. Получается, у меня есть эти, как их…