Кто-то забарабанил в дверь комнаты с такой силой, что Эмма невольно вздрогнула.
— Выходи оттуда! — крикнула Челси. — Фархад ждет.
Эмма торопливо сдернула с вешалки пальто. Она решила, что будет держаться поближе к остальным, в первую очередь к Челси и Карверу, который явно наметил для атаки миловидную испанку. Да-да, она не будет отходить от них ни на шаг, а потом, выбрав походящий момент, покинет вечеринку. Эмма вернется в свою комнату, заберет чемодан и поселится в каком-нибудь отеле под вымышленным именем. А в субботу, как и предусмотрено графиком, улетит в Нью-Йорк. Если же Чарли снова попытается ее преследовать, она немедленно позвонит в компанию и подаст в администрацию официальную жалобу.
— Иду! — отозвалась Эмма и, быстро упаковав вещи, решила оставить чемодан у двери. Тогда она сможет исчезнуть раньше, чем кто-либо успеет что-то сообразить. Войдет и выйдет — десять секунд, не больше. Это вполне в ее силах. В конце концов, она ведь собиралась изменить свою жизнь. Сейчас — самое время это сделать.
Когда Эмма распахнула дверь комнаты, ее пульс был уже почти в норме. У входа в дом она увидела Чарли. Он улыбнулся, сверля ее подозрительным взглядом.
— Я готова, — сказала Эмма.
Обида
По Шестой авеню движется поток машин и людей. Каждый автомобиль или мотоцикл, каждое человеческое тело — крохотная молекула, которая в идеале двигалась бы по прямой с максимально возможной для себя скоростью. Однако это невозможно, поскольку вокруг неисчислимое множество других таких же молекул движется по своим траекториям. Торопящиеся на работу женщины в спортивной обуви на ходу читают и пишут эсэмэски. Их мысли витают где-то в тысяче миль отсюда. Таксисты, тоже тычущие пальцами в кнопки своих смартфонов, почти не смотрят на дорогу.
Дуг стоит на тротуаре у входа в здание корпорации Эй-эл-си. За последние двое суток он спал всего три часа. Его борода пропитана запахами бурбона, чизбургеров, съеденных в придорожных кафе, и светлого бруклинского пива. Губы у него потрескались, ноздри раздуваются от гнева и обиды. Его переполняет жажда мести.
Криста Брюэр, продюсер Билла Каннингема, встречает его в вестибюле. Двигается она стремительно, почти бегом. Торопясь поприветствовать гостя, она без колебаний отталкивает в сторону чернокожего парня с курьерской сумкой.
— Привет, Дуг, — говорит она, улыбаясь. Держится она, словно посредник на переговорах об освобождении заложников, которого научили ни в коем случае не прерывать зрительный контакт с собеседником. — Я Криста Брюэр. Мы с вами говорили по телефону.
— А где Билл? — нервно интересуется Дуг. Все происходит не так, как он представлял, и ему кажется, что-то пошло не так.
— Наверху, — улыбается Криста. — Ему не терпится поскорее встретиться с вами.
Дуг хмурится, но Криста непринужденным жестом берет его под руку и ведет мимо охраны к лифту, двери которого широко открыты. Вместе с ними в кабину заходят другие люди. Все они едут на разные этажи, у каждого своя жизнь.
Десять минут спустя Дуг оказывается сидящим в кресле перед огромным трехстворчатым зеркалом, по краям которого горят яркие лампы. Женщина с множеством браслетов на руках расчесывает ему волосы и покрывает его лоб тональным кремом, а затем слегка припудривает.
— У вас есть какие-то планы на выходные? — спрашивает она.
Дуг отрицательно качает головой. Жена вышвырнула его из его же дома. Первые двенадцать часов он пил, потом поспал немного в кабине своего пикапа. Дуг чувствует себя, как Хамфри Богарт в «Сокровищах Сьерра-Мадре». Его грызет мысль о потере всего в тот момент, когда счастье было уже совсем близко. Нет-нет, убеждает он себя, дело не в деньгах, а в принципе. Элеонора — его жена. А мальчишка — теперь их ребенок. Сто три миллиона долларов плюс еще сорок от продажи недвижимости в Лондоне — это огромные деньги. Поэтому неудивительно, что Дуг, теперь человек со средствами, стал по-другому смотреть на жизнь. Конечно, он вовсе не считает, что деньги решат все проблемы, но, без сомнения, смогут сделать их быт комфортнее. Дуг закончил бы строительство ресторана, а заодно и дописал наконец свой роман. Они с Элеонорой наняли бы для ребенка няню. В Кротоне они могли бы проводить выходные, а большую часть времени — в Нью-Йорке, в таунхаусе, что в Верхнем Ист-Сайде. Туда стоило переехать ради одной только кофеварки Уайтхедов. Да, конечно, нехорошо, цинично так рассуждать. Но что поделаешь — такова жизнь. Деньги помогут им с Элеонорой воспитывать ребенка и обеспечат будущее всех троих. Ведь мальчишка еще совсем мал и не может сам о себе позаботиться.
Сидя перед зеркалом в свете ламп, Дуг начинает потеть. Гримерша ваткой промокает ему лоб.
— Пожалуй, вам лучше снять куртку, — предлагает она.
Дуг, однако, ее не слышит. Он думает о Скотте — змее, заползшей в его дом. Этот мерзавец ведет себе так, словно он не гость, а хозяин. Спрашивается, по какому праву? Только потому, видите ли, что у него наладился душевный контакт с мальчишкой? Но разве он, Дуг, заслужил, чтобы его выгнали из собственного дома? Да, это верно — пришел после полуночи пьяным, был немного расстроен и слегка пошумел. Но ведь он, в конце концов, был у себя дома, а Элеонора — его женщина. Куда катится мир, если какой-то тип, который якобы малюет картины, может прийти в чужой дом и выгнать оттуда хозяина? Он, Дуг, сказал все это своей жене. Напомнил, что любит ее и что у них все должно быть хорошо — особенно теперь, когда они стали родителями. Да-да, он, Дуг, теперь отец. И что же, спрашивается, сделала Элеонора? Она молча выслушала его, сидя на кровати с совершенно невозмутимым видом. А когда он устал говорить и метаться по комнате, заявила, что хочет развода и теперь ему, Дугу, придется спать на диване.