Она

Я рада, что вынесла испытание кладбищем, держалась молодцом. Одной заботой меньше. Я держу удар, справляюсь лучше, чем думала. Теперь я знаю, что смогу возвращаться туда время от времени, не делая из этого драмы. Она еще нужна мне. Я успокоилась.

У входа в магазин я натыкаюсь на Патрика. Он нагружен покупками, но замирает при виде меня, бледнеет и вдруг бежит – наверно, боится, что у меня в руках опять какое-нибудь оружие, – бежит вприпрыжку, и на бегу один из его пакетов лопается, и содержимое с грохотом высыпается на землю.

Я иду своей дорогой, не оборачиваясь, и направляюсь к секции спиртного. Я все еще зла на него. Я зла и на себя за то, что купилась на обманку, не хотела видеть того, что было перед глазами. Я еще считаю себя вправе избить его палкой или уж не знаю чем, обезвредить, выбить из него жизнь. Этот сценарий может повториться. Он не должен приближаться ко мне.

Но я по-прежнему его хочу. Это чудовищно. Я бы завопила от злости и отчаяния, если бы не боялась привлечь внимание бритоголовых охранников и кончить пристегнутой наручниками к батарее. Я ненавижу эту отвратительную шутку, которую сыграла сама с собой. Что со мной не так? Возраст? В растерянности я беру содовую, джин, оливки, обезжиренный творог. В какой-то момент спрашиваю себя, не сойтись ли мне снова с Робером, сосредоточиться только на этой связи, забыть обо всем остальном, это бы многое упростило, погасило бы тлеющий в нем огонь, но я не знаю, как покажусь достаточно убедительной, и отметаю эту мысль

– Я не послал приглашения твоему другу, – говорит он, встречая меня в дверях на новогодней вечеринке, безупречно причесанный, с платком на шее, желчно улыбаясь белыми зубами.

Первый мужчина, с которым я испытала удовольствие, был похож на него, только мне было шестнадцать – это был психолог, который занимался со мной после устроенной моим отцом бойни, знаменитый психолог, подонок.

– Робер, послушай меня хорошенько. Я счастлива, что ты его не пригласил. Очень счастлива.

– Скажите пожалуйста.

– Я же тебе говорю.

Я протягиваю ему свое пальто. Не сказать, чтобы меня радовала перспектива праздновать Новый год в его обществе но я не знала, как отвертеться, все остальные здесь. Я еще не в том состоянии, чтобы встречать Новый год одной.

Всего три дня назад я похоронила мать. Я не собираюсь веселиться напропалую и танцевать на столах, но чувствую, что компания мне необходима. И немного спиртного, пожалуй, тоже. Ирен обожала эти праздники. Она готовилась к ним за месяц. Ришар напомнил мне об этом, и он, при любом раскладе, после меня больше всех опечален уходом Ирен. Она была не из тех, кого легко любить, но Ришар смирился, а время работало на него, и через несколько лет они ухитрились стать добрыми друзьями – распутная жизнь, которую она вела, лично его не касалась.

Часто она просила меня брать с него пример. Он якобы с уважением относится к жизни других. Или призывала его в третейские судьи. Или слушалась его советов. Он предлагает помочь мне разобрать ее вещи, и я соглашаюсь.

– Патрика нет? – спрашивает он.

– Нет. Не знаю. Почему ты меня об этом спрашиваешь?

– А что? – Он семейный человек. У него есть жена. Почему ты спрашиваешь меня, где он?

– О… Ладно, извини, я думал, что…

Я пожимаю плечами и отхожу от него. Здесь авторы, сценаристы, с которыми мы работаем, режиссеры, делавшие для нас клипы, и вся квартира залита эгоизмом, если вдруг вырубится электричество, все это сборище попросту засветится. Они полны энергии, вынашивают миллиарды проектов, но на этой вечеринке прежде всего хотят расслабиться, забыть о делах хотя бы на несколько часов в год, и достаточно протянуть руку, чтобы в ней сам собой материализовался бокал шампанского.

– О, Венсан, спасибо, милый. Как ты? Жози еще не приехала?

Лицо его хмурится. Он наливает себе бокал.

– Она не придет. Говорит, что ноги ее не будет у Анны.