Она

– Вау, – только и говорит он.

– Ришар, качество твоей работы тут ни при чем. Налить тебе вина или чего-нибудь покрепче?

– В чем же тогда дело, если не в качестве? Я хотел бы это знать.

– Ты знаешь, в чем дело. Это индустрия. У них особые вкусы. Ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать. Ты непременно должен укладываться в матрицу. Тебе этого не изменить. Впрочем, это делает тебе честь. Джину? Шампанского?

– Ты находишь, что случай подходящий для шампанского? Мы что-то празднуем? Я чувствую, что ты билась за меня, как львица.

– Это не отвечает тому, что они ищут, Ришар. Кому как не мне знать, я за это получаю зарплату. Но другие могут заинтересоваться. Попробуй в «Гомон». Кажется, они ищут сейчас что-то новенькое. Сегодня надо меняться, или тебя утопят.

– А ты меня поддержала? Сделала хоть что-нибудь?

Я не отвечаю. Протягиваю ему стакан джина с тоником. Он встает и, не говоря ни слова, идет к выходу.

У Венсана такой же окаянный характер, как у него, с ума сойти можно.

Когда мы жили все втроем, они доводили меня до ручки. Мне пришлось оборудовать верхний этаж, чтобы быть в покое, – за свой счет, на этом настоял Ришар, хотя он зарабатывал тогда гораздо лучше, но отказывался потратить хоть один евро на удовлетворение моего эгоизма – он говорил еще: твоя блажь, твой каприз, твой цирк, разнообразил репертуар.

Тон неуклонно повышался. Я чувствовала себя зажатой в клещи, куда ни кинь, всюду клин. Такое впечатление, что я за все платила вдвойне, слышала эхо.

Теперь я говорю с Венсаном, а на улице разразилась гроза, небо внезапно потемнело, и полил дождь. Вдруг повеяло холодом. Воздух пропитывается слабым запахом гниющей растительности. Он сообщает мне, что его берут в «Макдоналдс» и он надеется получить аванс, когда подпишет контракт. Он в своей машине. Говорит, мол, то, что я слышу, – это огромные капли барабанят по крыше, но я не слышу ничего. Он добавляет, что еще раз благодарит меня за поручительство, что это классно с моей стороны, что Жози тоже мне благодарна.

Я пользуюсь минутной паузой в его болтовне, чтобы спросить:

– Ты надеешься получить аванс по твоей зарплате? Венсан? Это ты мне сказал?

Я впервые развожу огонь в камине, когда близится конец ноября. Чувствую себя старой и усталой, притащив несколько поленьев. Реакции Ришара почти хватает, чтобы испортить мне вечер, – этот жест полнейшего презрения, эти надутые губы, – а тут еще дождь и трудности Венсана, который не может собрать сумму, необходимую для первой квартплаты, силы у меня кончаются, и я плачу.

Марти рядом. Этот кот сидел в нескольких метрах, когда меня насиловали. Он спит на моей кровати. Ест со мной. Следует за мной в ванную, не отстает, когда я иду в туалет или в постель с мужчиной. Он замер и смотрит на меня. Но я не кричу, не катаюсь по полу, и он вновь принимается рассматривать свою заднюю лапу, потом долго вылизывается. Я отворачиваюсь.

Ришар звонит мне назавтра и говорит:

– Ты как, отрабатывала на совесть эту роль стервы, которая тебе так идет, или это твоя натура?

Я ожидала чего-то в этом роде. Обида, горечь, злоба, мерзости. Я не думаю, что его работа гроша ломаного не стоит, но знаю, что никто не вложит в этот проект миллионы, и тут я бессильна.

– Кроме шуток? Как ты можешь говорить такое? Дура. Тебе-то откуда знать?