– Да как ты смеешь?! Ты хоть знаешь, кто мой отец? – задохнулась она от возмущения.
– Если это не Его Величество или маркиз Варенн – мне глубоко плевать, – повторила я слова капитана и цинично усмехнулась. – Ты же не хочешь сказать, что являешься очередной моей нагулянной сестрицей? – выгнула я бровь.
– Я дочь графа…
– Тогда тем более, не имеет смысла разговаривать с дрянью, которая не ведает правил хорошего поведения. Как смеет дочь какого-то графа, что-то тяфкать в сторону законной наследницы маркиза и будущей кронпринцессы? – процедила я сквозь зубы, стараясь пойти на сделку со своей совестью, и козырнуть титулом невесты кронпринца. Пригодился-таки, хоть какая-то польза. – Шавки в последнее время совсем место свое забыли, – продолжала я морально издеваться. Это Иванна хоть и негодовала, но на открытый конфликт не лезла, терпела до последнего. А вот я не позволю о себя ноги вытирать всем, кому не лень. При необходимости и морально, и физически, и финансово уничтожу. – Чья ты там дочь, говоришь? – задрала я подбородок повыше, с превосходством и угрозой посмотрев на зарвавшуюся девку. – Мне прямо интересно, и я непременно запомню это имя на будущее.
– Пусть сейчас ты и невеста кронпринца, но и его терпение скоро иссякнет, и он тебя вышвырнет.
– Я буду с нетерпением ждать этого момента, – наклонилась я к дрожащей от гнева девке. – А до тех пор – знай свое место и отвечай, когда я у тебя спрашиваю. Что вы здесь с таким энтузиазмом обсуждали? – посмотрела я на нее взглядом маньяка и широко, с угрозой и кровожадностью улыбнулась.
Звезда местного разлива гневно поджала губы, но, несмотря на ярость, заставившую ее покраснеть от унижения, молча протянула мне свежий выпуск студенческой газеты, где на первой полосе светилась моя… физиономия в компании Бастиана, с подзаголовком: «Измена и предательство, или Семейные обстоятельства! Кронпринца предали родные?»
– Какого х*я?! – опешила я, сжимая в руках газетенку и чувствуя, как мои глаза наливаются кровью.
Глава 7
– Как это понимать, сучок ты хренов? – трясла я за грудки самопровозглашенного лауреата Пулитцеровской премии академического масштаба, отыскав того в кабинете типографии в административном корпусе. Этим журналюгой оказался такой же адепт академии, тщедушного вида очкарик, больше напоминающий богомола: высокий, тощий, с длинными руками и в очках с толстыми линзами. – Твоих шкодливых ручонок дело? – потрясла я выпуском академической газеты, а затем треснула ею же по лохматой башке парня. Не больно, но обидно, все же не хочу, чтобы меня еще привлекли за членовредительство.
– Я всего лишь написал правду! – визгливо заявил этот петух, явно храбрясь из последних сил, с видом невыносимой ноши правосудия, что носил на своих худеньких плечах. – Люди должны знать правду! – едва не плача, осмелился он мне высказать.
– Ах ты, лицемерная задница! – уже из последних сил сдерживаясь, рычала я. – То есть, ты обвиняешь меня в измене лишь за то, что я общалась с мужчиной, даже не прикасаясь друг к другу? Тогда, тварь такая, объясни-ка мне вот это? – указала я пальцем на «стену славы», разумеется самопровозглашенную, где висели разоблачающие Иванну Варенн статьи со всеми ее «злодеяниями». Тут и то, что я преследую несчастного принца, издеваюсь над ничем не повинной Алиссией, угрожаю другим студентам и прочее, в чем Иванну упорно обвиняли с момента появления в истории главной героини. Несколько статей я даже вспомнила, почерпнув знания из памяти Иванны. Там писалось о событиях, наподобие тех, где изначальная хозяйка моего тела проявляла закономерное возмущение поведением принца. Но, разумеется, злодейкой в этих ситуациях всегда становилась исключительно Иванна, и никого не интересовала ее правда, когда в газете преподносилась уже готовая версия событий. Думая сейчас об этом, я начинаю понимать, что столь стремительный спад симпатий к Иванне в академии внесла именно эта газетенка, выставляя события так, что лишь Иванна страдала. Подозрительно. – Какое я тебе плохое зло сделала, гад, что ты не только меня преследуешь, но и портишь мне жизнь? Я тебя даже не знаю! – трясла я его за грудки, сдерживаясь, чтобы не оторвать его башку к чертям. Более того, он явно гордился своим делом, учитывая «стену почета», которую паршивец составлял с очевидной заботой и внимательностью. Это – не просто ненависть. Это уже одержимость какая-то нездоровая.
– То, что ты не сделала лично мне ничего, не значит, что я не могу обозревать твои злодеяния! – надул он свою тщедушную грудку, храбрясь из последних сил, хотя под моим убийственным взглядом, очевидно, готовился уже отдать богу душу. – Я… Я тебя не боюсь!
– Да что с тобой не так? – опешила я и брезгливо оттолкнула паренька обратно в его кресло, поняв, что с больными нужно разговаривать иначе, нежели грубой силой. Тот опасливо покосился на меня, поправил на носу съехавшие очки и замолк, гадая о причине того, почему я отступила. – Я совершенно не понимаю, что тобой движет. У тебя больше дел нет, как за мной следить? Знаешь, это походит на помешательство. Ты, может, извращенец? – скривилась я и округлила глаза, словно от ужасной догадки. – Ты, гад, постоянно за мной следишь, а? И когда я моюсь или переодеваюсь? Может, еще и бельишко мое воруешь, извращуга! – указала я на него пальцем. Парень раскрыл рот от удивления подобным кульбитом событий, пунцово покраснел, выпучил блеклые глаза и старательно затряс головой.
– Нет! Ничего подобного я не делаю!
– Как докажешь? – стыдливо сжала я ворот на своей груди, точно меня сейчас же домогались и пытаются осквернить. – Судя по всему, ты каждый мой шаг отслеживаешь. А вдруг, ты лишь часть фотографий публикуешь, а где-то в тайном ящичке мои обнаженные снимки своими потными ладошками мацаешь? – обвиняла я, наблюдая, как парень едва не плачет, не на шутку перепугавшись. – Да я на тебя ректору донесу, пусть руководство решает, считаются ли твои преследования здоровыми!
– Я не извращенец!
– А ведешь себя, как извращенец, преследуя меня одну, – огрызнулась я. – Либо отвечай, что тебе от меня надо, либо сегодня же твою комнату будут обыскивать на предмет моего бельишка.
– Но его у меня нет! – взвизгнул он.
– А это ты сначала докажи, особенно, когда по всей академии пойдет недобрая молва о твоих возможных сексуальных предпочтениях. Когда до дела дойдет, думаешь, остальные адепты будут сильно разбираться? Уверена, многие девочки, просто забывшие в прачечной свое белье, могут подумать о тебе плохо. И ходить тебе с клеймом извращенца до конца обучения. Ну как, правдолюбец, нравится перспектива подпортить свою репутацию? – склонила я голову к плечу, сложив руки на груди. – Побудешь на моем месте, ощутишь все прелести того, когда тебя без причины обвиняют и клеймят в несуществующих грехах.