– Обедать будешь?
– Сначала помоюсь.
– Скучал по мне?
– Очень скучал, мам.
Снял рубашку. Прежде чем снять брюки, накинул халат: мать не видела его раздетым с тех пор, как он стал кадетом.
– Я тебе форму поглажу. Пыльная вся.
– Хорошо, – сказал Альберто. Сунул ноги в тапочки. Открыл ящик комода, вытащил рубашку с жестким воротничком, трусы, майку, носки. Из тумбочки достал сверкающие черные ботинки.
– Я их утром начистила, – сказала мама.
– Руки испортишь. Ну зачем, мам?
– Кому какое дело до моих рук? – вздохнула она. – Я несчастная, всеми покинутая женщина.
– У меня утром был очень трудный экзамен, – перебил Альберто. – И сдал я его плохо.
– А, – сказала мама. – Сделать тебе ванну?
– Нет, я лучше в душ.
– Ладно, пойду обед накрывать.
Она развернулась и пошла к двери.
– Мама.
Остановилась в дверном проеме. Невысокая, очень белокожая; томные глаза глубоко посажены. Не накрашена, волосы не уложены. Поверх юбки повязан ношеный передник. Альберто вспомнились совсем недавние времена: мама часами сидела перед зеркалом, мазалась кремами от морщин, умело подводила глаза, пудрилась, каждый божий день ходила к парикмахеру, а когда намечался вечерний выход, выбор платья повергал ее чуть ли не в истерику. С тех пор как ушел отец, она изменилась.
– Ты с папой не виделась?
Она снова вздохнула, щеки порозовели.
– Заявился во вторник, представь себе, – сказала она. – Я открыла, потому что не знала, кто это. Он всякий стыд потерял, Альберто, ты даже вообразить себе не можешь. Хотел, чтобы ты сходил к нему. Деньги опять предлагал. До смерти меня замучить хочет. – Она прикрыла веки и тихо добавила: – Придется тебе смириться, сынок.