– Мы все с прыжков начинали, – заметил Плуто, – а потом выучились.
– Просто он на вечеринки сто лет носу не казал. Что, не так было?
– Так, – сказал Альберто, – потому и погорел.
– Мы думали, ты в монастырь намылился, – сказал Плуто. Он выбрал пластинку и теперь вертел ее в руках. – Не выходил никуда.
– Ну да, – сказал Альберто, – но не по своей воле. Меня мама не пускала.
– А теперь?
– А теперь пускает. Теперь у них с папой получше.
– Я не понял, – сказал Бебе, – а это тут при чем?
– Папаша у него – донжуан, – сказал Плуто. – Ты что, не знал? Никогда не видел, как он домой приходит? Всегда сначала на пороге губы вытирает.
– Да, – сказал Эмилио, – мы его один раз видели на пляже Подкова, на машине, с такой красоткой – закачаешься. Молодец мужик.
– Выглядит отлично, – добавил Плуто, – и одевается.
Альберто польщенно кивал.
– Хорошо, а как это связано с тем, что ему не позволяют ходить на вечеринки? – не унимался Бебе.
– Когда папа уходит в загул, – пояснил Альберто, – мама начинает трястись надо мной, чтобы я не стал как он, когда вырасту. Боится, что бабником буду, пропащим, все такое.
– Офигеть, – сказал Бебе, – какая прелесть.
– Мой тоже тот еще жук, – сказал Эмилио. – Иногда ночевать не приходит, а носовые платки вечно в губной помаде. Но мама не возражает. Только смеется и говорит: «Козел старый». Одна Ана расстраивается.
– Так, – сказал Плуто, – а танцевать-то будем?
– Да подожди ты, – сказал Эмилио, – давайте поболтаем. Завтра натанцуемся.
– Каждый раз, как мы заводим разговор про вечеринку, Альберто бледнеет, – сказал Бебе. – Не дрейфь, чувак. На сей раз Элена согласится. На что хочешь спорим.
– Думаешь? – сказал Альберто.