— Значит, можно сказать, что в вашем доме была обстановка, благоприятствующая курению?
— Да. Тогда — да.
— И все же ваши дети закурили лишь под влиянием хитроумной рекламы? Вы в этом хотите убедить присяжных?
Робилио сделал глубокий вдох, медленно сосчитал про себя до пяти, потом сказал:
— Как бы мне хотелось вернуть прошлое, мистер Кейбл, многое я делал бы теперь совсем иначе. Я бы никогда не взял в руки ту первую сигарету.
— Ваши дети бросили курить?
— Двое, с огромным трудом. Третий пытается вот уже десять лет, но безуспешно.
Последний вопрос возник у Кейбла спонтанно, и на секунду он пожалел, что задал его. Пора двигаться дальше. Кейбл нажал на газ:
— Мистер Робилио, известно ли вам, какие усилия предпринимают табачные компании, чтобы удерживать подростков от курения?
Робилио хмыкнул — послышалось усиленное микрофоном бульканье.
— Это несерьезно, — сказал он.
— В прошлом году на программу «Дети не курят» ими затрачено сорок миллионов долларов.
— Скажите, пожалуйста! Лапочки да и только!
— Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают запрет устанавливать автоматы для продажи сигарет вблизи от тех мест, где собираются дети?
— Да, я что-то слышал об этом. Очень мило с их стороны, не правда ли?
— А слышали ли вы о том, что в прошлом году табачная индустрия выделила штату Калифорния десять миллионов долларов на осуществление программы, целью которой является предупреждение об опасности курения в раннем возрасте?
— Нет. А как насчет курения в позднем возрасте? Они сообщили своим маленьким друзьям, что после восемнадцатого дня рождения можно курить? Наверное, сообщили.
Кейблу было приятно вычеркивать в своем вопроснике те вопросы, от ответов на которые свидетель уклонился.
— Известно ли вам, что табачная промышленность в Техасе поддерживает законопроект о запрете курения во всех закусочных, которые посещаются подростками?
— Да, а вы знаете, с какой целью они это делают? Я вам скажу. Чтобы иметь возможность нанимать таких людей, как вы, для того, чтобы рассказывать таким присяжным, как эти, подобные истории. Это единственная причина — в суде звучит недурно.