— Вот это главным образом и не дает мне спать, но, я думаю, все обойдется, — ответил Клей. — Во-первых, деньгами они владеют уже год, поэтому могут заявить, что большая их часть потрачена. Во-вторых, было бы безумием со стороны компании пытаться оспорить сделку.
— В этом случае семьи погибших могли бы подать в суд непосредственно на производителя, — подоспел на помощь Зак Бэттл. — А вердикты по такому делу способны разорить любую корпорацию. Мне никогда не доводилось сталкиваться с настолько чудовищными фактами.
— Компания не станет оспаривать сделку, — кивнул Клей. — Им повезло, что удалось тогда замять дело всего за пятьдесят миллионов.
— А семьи могут отказаться от сделки, когда правда выйдет наружу? — поинтересовался Мариани.
— Это трудно сделать.
— А что будет с вами? Вы ведь заключили тайную сделку.
— Обо мне больше речи нет. Я без пяти минут банкрот и собираюсь сдать лицензию на юридическую практику. Меня им не достать. — Это было грустное признание, причинившее друзьям Клея не меньше боли, чем ему самому.
Мариани сделал какие-то пометки и сменил пленку.
— Что будет с Текилой Уотсоном, Уошедом Портером и остальными осужденными за убийство?
— Во-первых, они могут подать в суд на производителя препарата, хотя в тюрьме это слабо им поможет. Но есть вероятность, что их дела будут пересмотрены, по крайней мере в части приговора.
Бэттл закашлялся, все ждали тишины.
— Это не для печати, — сказал Клей. — После того как вы опубликуете то, что сочтете нужным, и после того как уляжется пыль, я собираюсь заняться этими делами и добиться их пересмотра. Я подам иск от лица семерых осужденных, разумеется, в том случае, если удастся идентифицировать компанию-производителя. Тогда я смогу обратиться в уголовный суд с требованием заново открыть дело.
— Весьма опасно. — Мариани произнес то, о чем подумали все присутствующие. — Вспомните, к чему привела тяжба с производителем дилофта.
— Это другая история, отложим ее на другое время, — сказал Клей. — К тому же большую ее часть вы уже знаете. Я о ней говорить не хочу.
— Имеете право. Она закончена?
— Для меня — да.
Полетт и Зак отвезли их в международный аэропорт Рейгана. «Гольфстрим» Клея стоял неподалеку от того места, где он его впервые увидел. Поскольку они уезжали минимум на полгода, багажа набралось много, особенно у Ребекки. У Клея, столько потерявшего за последние несколько месяцев, вещей было меньше. Он научился ловко управляться с костылями, но нести ничего не мог. Его носильщиком работал Бэттл.
Клей театрально указал спутникам на свой самолет, хотя все понимали, что пользуется он им в последний раз. Потом крепко обнял Полетт, похлопал по плечу Зака, поблагодарил обоих и пообещал позвонить через несколько дней. Когда второй пилот задраил дверь, Клей опустил шторки на иллюминаторах, чтобы не видеть при взлете Вашингтон.
Ребекке лайнер показался мрачным символом пагубной алчности. Она уже мечтала о маленькой лондонской квартирке, где никто из соседей не будет их знать и никому не будет дела до того, во что они одеты, на чем ездят, где работают, покупают продукты и как проводят отпуск. Она не собиралась возвращаться домой. С родителями на сей раз она поссорилась окончательно.
Клей же мечтал о паре здоровых ног и безупречной репутации. Он пережил одно из крупнейших крушений в истории американского правосудия и удалялся от него все дальше и дальше. Ребекка принадлежала ему, все остальное не имело значения.