— И сколько дел мы можем получить? — уточнила она.
— Пока сказать невозможно.
— Ну, хоть примерно.
— Не знаю. Несколько тысяч.
— Ладно, предположим, три тысячи. Три тысячи дел умножить на минимум десять тысяч долларов — получается тридцать миллионов, так? — медленно бубнила она, производя вычисления.
— Правильно.
— А каковы будут гонорары юристов? — не унималась Полетт. Остальные не сводили глаз с Клея.
— Треть от общей суммы компенсаций.
— То есть десять миллионов? — не веря своим ушам, произнесла Полетт. — На всех?
— Да. Мы их разделим.
Слово «разделим» несколько секунд эхом отдавалось от стен. Иона и Родни смотрели на Полетт, подстрекая взглядами: ну, давай, давай, доводи дело до конца.
— Разделим — в каком соотношении? — осторожно спросила та.
— По десять процентов.
— Значит, если не ошибаюсь, моя доля составит миллион?
— Совершенно точно.
— А моя? — решился задать вопрос Родни.
— Твоя тоже. Иона получит столько же. И это, смею надеяться, минимум.
Минимум или нет, но они в глубоком молчании, как показалось, очень долго осмысляли названные цифры, мысленно уже прикидывая, на что истратить будущие деньги. Для Родни эта сумма означала возможность дать образование детям. Для Полетт — развестись с греческим мужем, которого она за последний год видела всего лишь раз. Для Ионы — воплощение мечты поселиться на яхте и ловить рыбу дни напролет.
— Ты ведь не шутишь, правда, Клей? — уточнил Иона.
— Я абсолютно серьезен. Если мы хорошенько потрудимся с годик, у всех будет реальный шанс уйти на покой молодыми.