— Наверное, о том, как я хорошо ем, — пошутил я, и мы рассмеялись. Из дома доносился новый запах. Леон замер, втянул носом воздух и с видом знатока определил:
— Тыквенный пирог.
В тот сочельник я уехал домой ближе к вечеру, а они стали собираться в церковь. После возвращения из церкви предстоял ритуал обмена подарками и рождественских песнопений. В доме в тот момент находилось более двадцати Раффинов; я не мог себе представить, как они размещаются там на ночь, но был уверен, что никто не сетует на неудобства.
Как бы хорошо меня ни принимали, я чувствовал, что в определенный момент следует удалиться. Потом будут объятия и слезы, песни и рассказы, я не сомневался, что Раффины охотно делились бы радостью и со мной, но понимал: бывают моменты, когда члены семьи должны остаться в своем тесном кругу.
Впрочем, что я мог знать о настоящих семьях?
Я отправился в Мемфис, в дом моего детства, который уже лет десять не удостаивался рождественского украшения. Мы с отцом пообедали в ближайшей китайской забегаловке. Давясь супом с китайскими пельменями, я не мог не думать о суете, царящей на кухне мисс Калли, и обо всех тех деликатесах, которые она достает из духовки.
Отец изо всех сил изображал интерес к моей газете. Я посылал ему экземпляр каждого номера, но после пяти минут разговора понял, что он не раскрыл ни одного из них. Он был озабочен какой-то не сулящей ничего хорошего связью между войной в Юго-Восточной Азии и рынком ценных бумаг.
Мы быстро поели и разошлись в разные стороны. Грустно, но ни он, ни я и не подумали купить друг другу подарки.
На рождественский обед я отправился к Би-Би, которая в отличие от отца была страшно рада меня видеть. Она пригласила трех вдовствующих подруг — миниатюрных старушек с голубыми волосами — на шерри с ветчиной, и мы впятером, рюмочка за рюмочкой, наклюкались. Я щедро потчевал дам рассказами об округе Форд; иные из них были правдивы, иные — бессовестно приукрашены. Пообщавшись с Бэгги и Гарри Рексом, я кое-чему научился.
К трем часам дня мы все уже клевали носами. На следующий день я с утра пораньше помчался в Клэнтон.
Глава 25
Однажды холодным днем в конце января с площади прогремели выстрелы. Я мирно сидел у себя в кабинете, отстукивая на машинке очерк о мистере Ламаре Фарлоу и его недавней встрече в Чикаго с однополчанами-парашютистами, когда пуля вдребезги разнесла оконное стекло и просвистела в каких-нибудь двадцати футах над моей головой. Таким образом, лениво тянувшаяся неделя, не изобиловавшая новостями, получила весьма неожиданное завершение.
«Моя» пуля была то ли второй, то ли третьей из выпущенной очереди. Я мгновенно бросился на пол, в голове с бешеной скоростью замелькали вопросы. Где мой пистолет? Неужели Пэджиты совершили вооруженное нападение на город? Или это Дюран с сыновьями вышли на охоту? Я на четвереньках пополз к своему портфелю, а пули со свистом продолжали рассекать воздух. Похоже, стреляли откуда-то с противоположной стороны площади, но, объятый паникой, я не мог сообразить наверняка. После того как одна из пуль влетела в кабинет, звук пальбы стал казаться еще более громким.
Вывалив на пол содержимое портфеля, я вспомнил, что оставил пистолет то ли в машине, то ли дома. Итак, я не был вооружен и почувствовал себя беззащитной козявкой. Да, не тому учили меня Гарри Рекс с Рейфом!
Поначалу страх парализовал меня. Потом я вспомнил, что внизу, в своем кабинете, должен находиться Басс Болтун, который, как большинство настоящих клэнтонских мужчин, всегда держал свой арсенал при себе. У него в столе имелись пистолеты, а на стене висели два охотничьих ружья — на тот случай, если во время обеденного перерыва вдруг приспичит поохотиться на оленя. Кто бы ни покушался на мою жизнь, он встретит жесткий отпор со стороны моих подчиненных. Во всяком случае, я на это надеялся.
Стрельба на время стихла, с улицы стали слышны крики и шум поднявшейся суматохи. Было около двух часов, в это время в центре города всегда царила деловая суета. Я заполз под стол, как инструктировали во время учебных тревог на случай торнадо, и откуда-то снизу услышал громкий крик Болтуна: «Всем оставаться на своих местах!» Я почти видел, как он, подхватив ружье и коробку патронов, пригибаясь и петляя, выбегает на улицу в предвкушении охоты. Чокнутый стрелок, кем бы он ни был, не мог найти худшего места, чтобы открыть пальбу: тысячи единиц огнестрельного оружия находились в помещениях, расположенных вокруг площади, — стоило лишь руку протянуть. В каждом припаркованном здесь автомобиле лежали как минимум две винтовки в багажнике и пистолет под водительским сиденьем. И владельцы не стали бы долго думать, прежде чем пустить их вход!
«Вот-вот начнется ответный огонь», — мелькнуло в голове. И это будет настоящая, ужасная война.
Стрельба возобновилась. Скорчившись под столом, я пытался восстановить дыхание и одновременно анализировал ситуацию. Звук выстрелов, похоже, не приближался. По мере того как часы громко отсчитывали секунды, я сообразил, что нападавший целился не в меня, пули попали в мое окно случайно. Послышались полицейские сирены, потом еще выстрелы и крики. Да что же, черт возьми, происходит?!
Внизу зазвонил телефон, кто-то быстро снял трубку.
— Уилли! Вы в порядке? — заорал с нижних ступенек лестницы Болтун.