Он взял пистолет и спросил:
— Когда-нибудь стреляла?
— Ну, ясное дело, нет. И теперь не собираюсь.
— Будешь, если придется. Послушай, это девятимиллиметровый «глок»-автомат. С предохранителя снят, так что готов к работе. Запрешь за мной дверь и сиди здесь, на диване. Если вдруг кто появится и попробует ворваться, выбора у тебя нет, сразу жми вот на этот маленький спусковой крючок. Ты справишься.
— Я хочу домой.
— Прекрати это нытье, Саманта, ясно? Ты сможешь. Мы уже почти все закончили и скоро уберемся отсюда.
Он так и излучал уверенность. Может, это было продиктовано глупостью, бравадой, страстью к приключениям, но он был убедителен, уверен в себе и сумел внушить ей уверенность в том, что она сможет держать оборону. Ведь ему хватало храбрости пойти к Серой горе в темноте, а от нее всего-то и требовалось, что сидеть на диване и держать в руках пистолет. Самое меньшее, что она могла сделать.
Самое меньшее? Да как и зачем она вообще здесь оказалась?
Он поцеловал ее в щеку и сказал:
— Ну, я пошел. Твой мобильник работает? Связь есть?
— Нет. Связи нет.
Он схватил пустые рюкзаки, ружье и вышел из хижины. Она стояла на крыльце, провожая его взглядом, видела, как он скрылся в темном лесу, и покачала головой, дивясь его храбрости. Донован знал, что умрет молодым. Ну а Джефф? Неужели если ты готов к смерти, то тебе легче войти в темноту? Она не знала ответа на этот вопрос.
Войдя в хижину, Саманта осторожно взяла «глок» и переложила его на полку. Потом уставилась на документы и на долю секунды испытала сильное искушение просмотреть хотя бы пару из них. Почему бы и нет после всех этих волнений и споров? Но любопытство быстро прошло, и она принялась складывать их в кулеры. Они едва там поместились, и она уже начала обматывать кулеры липкой лентой, как вдруг в отдалении прогремели два выстрела.
Напрочь забыв о «глоке», Саманта выбежала на крыльцо. Через несколько секунд грянул третий выстрел и раздался неразборчивый крик. Она подумала, что это вскрикнул раненный пулей человек, но поскольку прежде ей не доводилось сталкиваться с подобными ситуациями, полностью уверена в этом не была. С каждой секундой она все больше склонялась к тому, что ранили Джеффа, что на него напали бандиты, разбойники или кто-то еще.
Саманта двинулась вдоль ручья к тропинке, по которой Джефф шел, прежде чем скрыться в лесу. Остановилась на секунду, вспомнив о пистолете, затем продолжила путь. Документы не стоили того, чтобы за них умирать, не стоило ради них рисковать своей жизнью. Но почему-то она была уверена, что если плохие парни ее схватят, то убивать не станут. Ну, во всяком случае, невооруженную. А вот если она ворвется в лес, паля из пистолета, то и трех секунд не продержится. Да и потом, какой из нее стрелок? Нет, Саманта, пистолеты — это не для тебя. Пусть себе «глок» остается в хижине. Остается вместе со всеми этими погаными документами, и пусть бандиты забирают все. Просто надо как-то продержаться еще один день, а потом — в Нью-Йорк, там ее место.
Она стояла на опушке леса и всматривалась в темноту. Замерла и прислушалась: ни единого звука. Потом тихо окликнула:
— Джефф! Джефф!.. Ты как?
Джефф не отвечал. И вот она осторожно, мелкими шажками, двинулась вперед. И, пройдя футов пятьдесят, окликнула его снова. Сто футов в глубь леса — и ни единого просвета, полянки или вырубки впереди.
Пытаться найти Джеффа или кого-либо еще ночью, в глухом лесу — это было просто безумие. Она не подчинилась его приказу. Она должна была остаться в хижине, запереться там и охранять документы. И Саманта резко развернулась и бросилась обратно к хижине. За спиной что-то хрустнуло, она ахнула от страха. Обернулась, ничего не увидела и еще быстрее зашагала из леса. Подошла к опушке, небо немного посветлело, и примерно в сотне ярдов она увидела очертания хижины. Саманта промчалась по песчаной кромке у ручья, подлетела к крыльцу, уселась на ступеньку и, пытаясь перевести дух, стала всматриваться в темноту леса и молиться о чуде.
Потом поднялась, вошла и заперла за собой дверь. Зажгла фонарь и едва не упала в обморок. Кулеры с документами и «глок» исчезли.