— Не прикасайтесь ко мне, если не хотите стать ответчиком по федеральному иску. Руки прочь!
— Где шериф Уоллс? — спросил судья Этли.
— Он здесь, — кивнул секретарь.
Оззи уже вошел в зал и стремительно шагал по проходу в сопровождении своего помощника Вилли Хастингса. Судья Этли вскинул свой молоточек.
— Мистер Систранк, я обвиняю вас в неуважении к суду и приказываю шерифу округа Форд заключить вас под стражу. — Молоточек опустился. — Шериф Уоллс, пожалуйста, уведите его.
— Вы этого не сделаете! — завопил Систранк. — Я лицензированный адвокат, допущенный к адвокатской практике Верховным судом Соединенных Штатов! Я действую от имени своей клиентки. Меня представляет местный адвокат. Вы не можете так поступить, ваша честь. Это проявление дискриминации и предубеждения по отношению к моей клиентке.
К этому моменту Оззи уже находился на расстоянии вытянутой руки от него и готов в случае необходимости применить силу. К тому же он был на три дюйма выше, на десять лет моложе, на тридцать фунтов тяжелее и вооружен. При взгляде на его лицо не оставалось сомнений: он с радостью врежет этому фанфарону на глазах у земляков. Когда Оззи схватил Систранка за плечо, тот недолго сопротивлялся.
— Руки назад, — произнес Оззи.
Именно этого добивался Систранк. Разыгрывая драму, он опустил голову, завел руки за спину и, всем своим видом демонстрируя достоинство, несмотря на унижение, коему его подвергли, взглянул на Кендрика Боста. Кое-кто из стоящих рядом с Бостом впоследствии утверждал, что видели злобно-самодовольную ухмылку на его лице. Для остальных она осталась незаметной. В окружении приставов Систранк был выведен за барьер и далее по проходу из зала. Поравнявшись с Летти, он громко заявил:
— Я достану их, Летти. Не волнуйтесь. Эти расисты никогда не получат ваших денег. Просто доверьтесь мне.
Его поволокли дальше по проходу и вывели за дверь. По причинам, которые так и остались для всех непонятными, Руфус Бакли почувствовал необходимость что-то сказать. Посреди установившейся в зале гробовой тишины он встал и произнес:
— Ваша честь, с позволения суда я должен сказать, что это определенно ставит нас в невыгодное положение.
Судья Этли взглянул на единственного оставшегося пристава и, указав на Бакли, велел ему:
— Уведите его тоже.
— Что?! — задохнулся от возмущения Бакли.
— Я обвиняю вас в неуважении к суду, мистер Бакли. Пожалуйста, уведите его.
— Но за что, ваша честь?
— За то, что вы ведете себя высокомерно, бесцеремонно, неуважительно, нагло и за многое другое. Уводите!
Когда на запястьях Бакли защелкнулись наручники, он побледнел, глаза у него расширились. Его, Руфуса Бакли, бывшего окружного прокурора, чья репутация была символом высочайших стандартов соблюдения законов, морали и этики поведения, волокут из зала, как обычного преступника!
Джейк едва сдерживался, чтобы не зааплодировать.