— Тогда можно я съем?
— Наверное. Завидую этим людям. Им не надо возвращаться в проклятый зал суда.
— Мне тоже. Это ваше дело, приятель. И вы так неудачно его закрутили, что, боюсь, уже не раскрутить. Я больше не участвую.
Джейк отломил кусочек хлеба и сунул его в рот.
— Вы учились на юридическом вместе с Лестером Чилкоттом?
— Учился. Это был самый большой мерзавец на всем факультете. То есть поначалу-то он был неплохим парнем, а потом получил место в большой фирме в Джексоне и — бац! — вмиг превратился в отъявленного подлеца. Такое случается. Не он первый. А что?
— Пошепчитесь с ним сегодня, узнайте, пойдут ли они на сделку.
— Ладно. А каковы условия сделки?
— Не знаю. Но если они сядут за стол переговоров, мы обтешем дело. Когда я уйду, думаю, судья Этли возьмет переговоры в свои руки и позаботится, чтобы каждый что-нибудь получил.
— Вот теперь вы говорите дело. Стоит попробовать.
Джейк осилил немного жареной бамии. Гарри Рекс почти опорожнил свою тарелку и поглядывал на тарелку Джейка.
— Послушайте, Джейк, вы ведь играли в футбол, правда?
— Пытался.
— Нет, я помню: вы были квотербеком хилой команды Карауэя, которая, насколько я знаю, не выиграла ни одного сезона. Каков был самый позорный момент, который вы испытали на поле?
— В младших классах «Рипли» обыграл нас со счетом пятьдесят — ноль.
— А какой счет был перед перерывом?
— Тридцать шесть — ноль.
— И вы не ушли с поля?
— Нет, я же был квотербеком.
— Ну вот. Вы еще до окончания игры знали, что не выиграете, но вывели команду на последний тайм и продолжали играть. Вы не бросили свою команду тогда и не можете бросить теперь. В данный момент победа кажется весьма сомнительной, но вы обязаны поднять свою задницу и снова выйти на поле. Сейчас вы выглядите безнадежно побежденным, а жюри следит за каждым вашим движением. Будьте хорошим мальчиком, доедайте свои овощи и поехали.