— Как дела, Пол? — благожелательно начал судья.
— Не очень.
— Это понятно. Вы с сотрудниками все еще работаете над версией, что Драмм и Бойетт были сообщниками?
— Мы этого не исключаем, — ответил Коффи, переводя взгляд на окно. Почему-то ему было трудно смотреть в глаза судье Генри.
— Думаю, смогу облегчить вам задачу, Пол. Мы оба, да и все остальные, прекрасно понимаем: эта безумная версия является не чем иным, как нелепой и отчаянной попыткой уйти от ответственности. Послушай, Пол, тебя это не спасет. Тебя уже ничего не может спасти. Если ты выдвинешь версию о соответчике, тебя просто поднимут на смех, и, что гораздо хуже, в городе опять станет неспокойно. Номер не пройдет, Пол, забудь об этом. Если ты все-таки решишься, я тут же отклоню иск. Выкинь эту бредовую идею из головы.
— Вы предлагаете мне подать в отставку?
— Да. И немедленно! Ты сам поставил крест на своей карьере, и теперь у тебя нет выбора. Пока ты остаешься прокурором, афроамериканцы не уйдут с улиц.
— А если я не хочу уходить?
— Я не могу тебя заставить, но могу сделать так, что ты об этом горько пожалеешь. Я здесь судья, Пол, и я выношу решения по всем ходатайствам, я председательствую на всех судебных процессах. Пока ты будешь окружным прокурором, вы не получите от меня ничего! Даже не думай подавать ходатайство, потому что я не стану его рассматривать. И не предъявляй обвинение — я отменю обвинительный акт. И не проси назначить судебные слушания, потому что я буду занят. Вся ваша работа будет парализована, и вы не сможете ничего поделать. Абсолютно ничего, Пол!
Коффи хмуро смотрел на судью, переваривая услышанное. Ему стало не хватать воздуха, и он задышал ртом.
— А это не слишком круто, судья?
— Нет, если другие доводы на тебя не действуют.
— Я могу подать жалобу.
Судья Генри рассмеялся:
— Мне восемьдесят один год, и я ухожу в отставку. Мне уже все равно.
Коффи медленно поднялся и, подойдя к окну, заговорил, стоя спиной к судье:
— Если честно, Элиас, то и мне уже все равно. Я просто хочу убраться отсюда как можно быстрее и прийти в себя. Мне всего пятьдесят шесть лет, и еще не поздно заняться чем-то другим. — После долгой паузы Коффи потер пальцем стекло. — Господи, я до сих пор не могу понять, как это случилось, судья…
— От небрежности никто не застрахован. Плохая работа полиции. А когда нет улик, самый простой способ раскрыть преступление — выбить признание.
Коффи повернулся и приблизился к столу. В его глазах стояли слезы, а руки дрожали.
— Буду с вами честен, судья. У меня на душе очень мерзко.