Макс продолжает говорить дальше, а время неумолимо подходит к обеду. Он снова вторгается в весьма деликатную сферу, а именно: становился ли кто-нибудь из вас сам жертвой насильственного преступления? Или члены вашей семьи, близкие друзья? Несколько рук тянутся вверх, и Макс, за что ему отдельное спасибо, позволяет нам получить дополнительную информацию, которая может оказаться полезной.
В полдень ее честь, без сомнения изнуренная двухчасовым сидением и, вероятно, соскучившаяся по ломтикам яблока, объявляет перерыв на полтора часа. Тадео хочет остаться на обед в зале суда. Я вежливо обращаюсь с этой просьбой к его конвоиру, и тот, к нашему удивлению, не возражает. Напарник быстро мчится в ближайшую кулинарию и возвращается с сандвичами и чипсами.
За едой мы разговариваем, понизив голос, чтобы нас не смогли услышать полицейские и судебные приставы. Больше в зале никого нет. Основательность происходящего и сама атмосфера суда возымели действие на Тадео, который больше не чувствует себя уверенно. Он постоянно ловит на себе суровые взгляды тех, кто может оказаться в числе его судей. Он больше не считает их похожими на себя.
— Мне кажется, я им не нравлюсь, — тихо произносит он.
Удивительно проницательный молодой человек.
12
Макс заканчивает около трех и передает слово мне. Теперь мне уже известно об этих людях более чем достаточно, и я готов перейти к отбору. Но это моя первая возможность обратиться непосредственно к присяжным и заложить основу доверия, завоевать которое мечтает каждый адвокат. Я наблюдал за их лицами и знаю, что многие присяжные считают Макса слишком уж заискивающим и даже глуповатым. У меня полно недостатков и вредных привычек, но угодливости в их числе нет точно. Я не выражаю им признательность за пребывание здесь — их вызвали, и выбора у них не было. Я не стараюсь возвеличить то, ради чего мы собрались и частью чего они являются. Я не восторгаюсь нашей судебной системой.
Вместо этого я говорю о презумпции невиновности. Я настоятельно призываю их спросить у себя, не решили ли они уже заранее, что мой клиент, раз уж он здесь, в чем-то виновен. Не надо поднимать руку, просто кивните, если считаете его виновным. Такова человеческая природа. Именно так устроено все наше общество и культура. Есть преступление, арест, мы видим подозреваемого по телевидению, и мы радуемся, что полиции удалось схватить виновного. Точка. Преступление раскрыто. Виновный за решеткой. И мы никогда, буквально никогда не задумываемся над тем, что он имеет право на справедливое судебное разбирательство, что признать виновным его еще должен суд. И хотя его вину только предстоит доказать, мы уже все для себя решили.
— Вопросы, мистер Радд? — громко произносит в микрофон Черепаха.
Я не обращаю на нее внимания и спрашиваю, показывая на Тадео, есть ли среди присутствующих кто-нибудь, кто считает его абсолютно невиновным. Конечно, все молчат, потому что ни один потенциальный присяжный ни за что не признается, что уже принял решение.
Я двигаюсь дальше, перехожу к бремени доказательства и рассуждаю на эту тему, пока у Макса не лопается терпение. Он встает, разводит руками в жесте отчаяния и обращается к судье:
— Ваша честь, он не задает вопросы, а читает лекцию на тему юриспруденции.
— Поддерживаю. Либо задавайте свои вопросы, мистер Радд, либо сядьте обратно на место, — резко произносит Черепаха.
— Благодарю вас, — отзываюсь я, как самонадеянный нахал, каким в действительности и являюсь. Я смотрю на первые три ряда и спрашиваю: — Тадео не должен давать показания, не должен вызывать никаких свидетелей. Почему? Потому что бремя доказывания его вины лежит на обвинении. А теперь, допустим, он и в самом деле откажется отвечать на вопросы. Как вы на это отреагируете? Расцените ли это как желание что-то скрыть?
Я часто задаю этот вопрос на суде и редко получаю ответ. Однако сегодня присяжный номер семнадцать хочет что-то сказать. Бобби Моррис, тридцать шесть лет, белый, каменщик. Он поднимает руку, и я ему киваю.
— Будь я в жюри присяжных, то считал бы, что он должен давать показания. Я хотел бы выслушать подсудимого.
— Благодарю вас, мистер Моррис, — тепло отзываюсь я. — Есть еще мнения?
Теперь, когда лед наконец сломан, тянется еще несколько рук, и я продолжаю задавать наводящие вопросы. Как я и надеялся, наше общение все больше начинает походить на простое обсуждение, и все больше людей начинают раскрепощаться. Со мной легко разговаривать, я нормальный парень без выкрутасов и к тому же с чувством юмора.
Когда я заканчиваю, ее честь извещает, что мы должны отобрать состав жюри до конца сегодняшнего слушания, и дает нам пятнадцать минут, чтобы просмотреть свои записи.
13