Благодаря лихорадочной работе конторы двух Гарри по составлению документов и эмоциональным напутствиям, которыми судья Сэмсон снабжал адвокатов Города всякий раз, когда они оказывались возле зала суда, гражданский иск продвигался в необычайно быстром темпе.
Мы участвуем в гонке, победить в которой не можем. Мне бы хотелось, чтобы гражданское дело Дага Ренфроу рассматривалось в переполненном зале суда до рассмотрения его уголовного дела. Проблема в том, что правило ускоренного судебного рассмотрения распространяется на уголовные дела, а не гражданские. В теории уголовное дело должно быть доведено до суда или решено иным образом в течение 120 дней после предъявления обвинения, хотя срок обычно переносится по просьбе адвоката защиты для необходимой подготовки к процессу. При рассмотрении гражданских дел такого правила нет, и они могут тянуться годами. В идеале мне бы хотелось сначала покончить с гражданским делом, добиться решения суда о громадной компенсации, что попало бы на первые полосы газет и наверняка оказало влияние на потенциальных присяжных в уголовном деле. Интерес прессы к погрому в доме Ренфроу не иссякает, и я предвкушаю возможность вынуть из копов всю душу на перекрестном допросе на благо всего Города.
Если же сначала состоится слушание уголовного дела и Дага Ренфроу осудят, то выиграть гражданское дело станет намного сложнее. Из-за приговора к его свидетельским показаниям будут относиться с сомнением.
Судья Сэмсон это понимает и пытается помочь. Менее чем через три месяца после провального рейда спецназа он вызывает всех восьмерых полицейских в суд для допроса и дачи показаний под присягой. Ни один судья, будь то федерального или другого уровня, не станет обременять себя такой процедурой даже в отношении одного свидетеля, считая это ниже своего достоинства. Но чтобы выразить настрой и показать полицейским и их адвокатам, что их позиция вызывает большие сомнения, судья Сэмсон распоряжается снять показания под присягой на своей территории, причем в присутствии секретаря и магистрата[6]. Это жестокий марафон, требующий от меня исключительного напряжения сил и полной самоотдачи. Я начинаю с лейтенанта Чипа Самеролла. Расспрашиваю командира группы спецназа о его опыте, подготовке и других случаях вторжения в жилища граждан. Я намеренно держусь с безучастным, понурым и скучающим видом. Это же просто формальная процедура, цель которой — зафиксировать данные под присягой показания. Используя карты, фотографии и видео, мы часами разбираем все нюансы дела Ренфроу.
На снятие показаний с восьми полицейских уходит шесть полных рабочих дней. Теперь все они официально оформлены, и полицейские не смогут изменить их при слушании как уголовного, так и гражданского дела.
17
В суде по семейным делам я оказываюсь, только если приходится отвечать за собственные прегрешения. Я бы не взялся за дело о разводе или усыновлении даже под дулом пистолета. Джудит же зарабатывает на жизнь, ведя баталии на грязном поприще разводов, и это ее стихия. Председательствует на сегодняшнем разбирательстве некий Стэнли Лиф, уставший от дел ветеран, потерявший интерес к происходящему уже много лет назад. Свои интересы Джудит представляет сама, как и я — свои. По этому случаю она притащила с собой Эйву, которая сидит в зале в качестве единственного зрителя, причем в такой короткой юбке, что непонятно, зачем она ее вообще надела. Я вижу, как судья Лиф посматривает на нее, явно наслаждаясь зрелищем.
Поскольку мы оба адвокаты и представляем сами себя, судья Лиф опускает формальности и позволяет нам просто изложить свои позиции, как будто мы находимся на арбитраже. Однако все наши высказывания официально фиксируются стенографисткой.
Джудит начинает первой и преподносит все так, будто я самый отвратительный на свете отец, поскольку взял сына на бои без правил. Ведь всего через четыре дня после этого Старчер впервые в жизни подрался в школе. Налицо неопровержимое доказательство того, что я превратил сына в монстра.
Судья Лиф хмурится, будто это просто ужасно. С самым трагическим видом, на который только способна, Джудит требует, чтобы меня лишили всех прав на общение с сыном, чтобы ребенок больше никогда не подвергался моему пагубному влиянию. Судья Лиф бросает на меня быстрый взгляд, в котором читается немой вопрос: «Она что, сумасшедшая?»
Но мы находимся здесь не ради справедливости, а ради шоу. Джудит — разъяренная мать, и она в очередной раз притащила меня в суд. Моим наказанием является не потеря прав на общение с сыном, а сам факт новых с ней разборок. Она заставит с собой считаться! Она будет защищать ребенка любой ценой!
Я излагаю свою версию событий, ничего не приукрашивая. Джудит достает экземпляр газеты с «ее сыном» на передней полосе. Какое унижение! Он мог получить серьезные травмы. Судья Лиф начинает дремать.
Она предъявляет эксперта — детского психолога. Доктор Салабар, разумеется женщина, сообщает суду, что разговаривала со Старчером на протяжении часа, расспрашивала о боях без правил и драке на школьной спортивной площадке и пришла к выводу, что бойня, свидетелем которой он стал, пока находился под моим присмотром, оказала на него пагубное воздействие и способствовала тому, что он тоже начал драться. Подобное заключение повергает судью Лифа в состояние, близкое к коматозному.
При перекрестном допросе я задаю ей вопрос:
— Вы замужем?
— Да.
— У вас есть сын или сыновья?
— Да, два сына.
— Вы когда-нибудь водили их на бокс, борьбу или бои без правил?
— Нет.