— А я что — должен с тобой это согласовывать? Есть постановление суда?
— Просто любопытно, вот и все. Тебе надо выпить.
Несколько минут мы молчим в ожидании напитков. Когда их приносят, мы жадно хватаем бокалы. После третьего глотка я сообщаю:
— Моя мать сейчас в Городе. Мы поедем в торговый центр и совершим обычный ритуал, принятый среди родителей, не осуществляющих опеку над своими детьми после развода. А именно: несколько часов будем пить кофе и смотреть, как ребенок катается на каруселях и резвится на игровой площадке. Потом в ресторанном дворике пожуем плохую пиццу и угостимся плохим мороженым, глядя, как клоуны кувыркаются и раздают шары. После чего поедем на реку и прогуляемся в гавани среди катеров и лодок. Что еще ты желаешь знать?
— Ты хочешь оставить его на ночь?
— У меня есть тридцать шесть часов один раз в месяц. Это с девяти утра завтра до девяти вечера в воскресенье. Посчитай сама. Это не так сложно.
Подходит официантка и интересуется, нет ли каких-нибудь пожеланий. Хотя мы еще не допили первые бокалы, я прошу повторить. За последний год я привык к кратким встречам с Джудит и даже начал их ждать. Мы оба юристы и иногда находили общий язык. Когда-то я любил ее, но не уверен, что она чувствовала то же самое. У нас общий ребенок. Мне нравилось думать, что со временем мы могли бы даже подружиться, поскольку друзей у меня совсем мало, а дружба нужна. Однако сейчас я не могу на нее смотреть без раздражения.
Мы молча пьем — два бывших любовника, погруженные каждый в свои мысли и готовые задушить друг друга. Она прерывает молчание вопросом:
— А что за человек Арч Свэнгер?
Несколько минут мы говорим о нем, а потом о похищении и кошмаре, обрушившемся на семью Кемп. Один знакомый адвокат как-то представлял интересы бойфренда Джилианы, когда слушалось дело об управлении им машиной в состоянии алкогольного опьянения, о чем Джудит поведала, судя по всему, только чтобы поддержать разговор.
За рекордные полчаса мы разделываемся с принесенной выпивкой и расстаемся без обязательного чмоканья в щеку.
15
Придумывать каждый месяц, чем бы занять Старчера, чтобы он не заскучал, — задача не из легких. Он уже сказал, что ему надоели и торговый центр, и зоопарк, и пожарная станция, и мини-гольф, и детский театр. А вот чего ему действительно хочется, так это снова сходить на бои без правил, что исключено. Поэтому я покупаю ему игрушечный катер.
Мы встречаемся с моей матерью возле Дебаркадера, как все называют строение в центре городского парка, стилизованное под лодочную станцию. Мы с ней пьем кофе, пока Старчер громко прихлебывает горячее какао. Мать беспокоится о его воспитании. Ребенок совершенно не умеет вести себя за столом, никогда не произносит слов «сэр», «мэм», «пожалуйста» и «спасибо». Я пытался с ним об этом поговорить, но понимания не нашел.
Двигатель купленного мной радиоуправляемого гоночного катера ревет как обернутая одеялом бензопила. Посередине большого искусственного пруда бьет фонтан. Это излюбленное место для моделей самых разнообразных лодок и для их капитанов всех возрастов. Мы со Старчером полчаса разбираемся, как пользоваться пультом дистанционного управления, пока наконец не осваиваем его. Когда Старчер благополучно погружается в игру, я устраиваюсь рядом с матерью на скамейке под деревом.
Сегодня чудесный день: воздух чист и прозрачен, а небо удивительно синее. В парке полно народа: гуляющие семьи с мороженым в руках, мамы с младенцами в огромных колясках, молодые влюбленные, целующиеся на траве. И много разведенных отцов, реализующих свое право на общение с потомством.
Мы с матерью беседуем о всякой ерунде и наблюдаем за ее единственным внуком, который играет с катером. Она живет в двух часах езды от Города и не в курсе местных событий. Она ничего не слышала о деле Свэнгера, и я не собираюсь ей о нем рассказывать. У нее обо всем имеется собственное мнение, и она не одобряет выбранную мной профессию. Ее первый муж — мой отец — был адвокатом и сколотил состояние, занимаясь недвижимостью. Он умер, когда мне исполнилось десять лет. Второй муж разбогател на производстве резиновых пуль и умер в возрасте шестидесяти двух лет. Она побоялась испытывать судьбу в третий раз.
Я приношу еще кофе в бумажных стаканчиках, и мы продолжаем беседовать. Старчер машет рукой, подзывая меня, и, когда я подхожу, говорит, что ему надо в туалет по-маленькому. Туалет расположен неподалеку — на другой стороне пруда в здании, где размещаются мелкие магазинчики и администрация парка. Я спрашиваю, не надо ли с ним сходить, что воспринимается им как унижение. В конце концов, ему уже восемь лет и он учится быть самостоятельным. Я провожаю его взглядом, вижу, как он подходит к зданию и входит в мужской туалет. Я останавливаю катер и жду.
Неожиданно позади меня раздается какой-то шум, слышатся сердитые громкие голоса, а потом два выстрела. Поднимается крик. Ярдах в пятидесяти от меня черный подросток сломя голову несется через парк, перепрыгивает через скамью и, петляя, бросается к зарослям, будто его жизни угрожает опасность. Похоже, так и есть. Его преследует разъяренный черный парень с пистолетом в руке. Он снова стреляет, и только что мирно гулявшие вокруг меня люди теперь пригибаются, падают на землю, ползут, стараясь прикрыть детей и спасти жизнь. Все очень похоже на сцену из боевиков, которые обычно показывают по телевизору, вот только все происходит по-настоящему. И пистолет настоящий!
Я думаю о Старчере, но он на другом берегу пруда в туалете, а это далеко от линии огня. Я пригибаюсь и оглядываюсь, и в это время на меня налетает какой-то мужчина и, пробормотав извинения, бежит дальше.