Миссис Бун присела на кровать, с трудом втиснувшись между Тео и Судьей, и опустила взгляд в свою кружку.
— Хорошая статья?
— Очень, — отозвался Тео. — Я очень волновался.
— И хорошо. Всегда полезно поволноваться, когда в дело вмешиваются репортеры. Но Норрис Флэй действительно неплохо поработал.
— А папа читал?
— О да. Мы уже обсудили статью на кухне.
— Он расстроился?
Мать потрепала сына по колену:
— Нет, Тео. У нас с твоим отцом все же есть гордость. Но нас беспокоит, что ты оказался в гуще драки, где детям, пожалуй что, и не место.
— Да ладно тебе, мам! А как же ученики начальной школы и те, кто ходит в спорткомплекс? Им придется дышать дизельными выхлопами. А те, кто, как Харди, потеряет землю и даже дом?
Миссис Бун, улыбаясь, пила какао. Сын был прав, однако он не понимал, насколько жестокой становится политическая игра, когда ставки так высоки.
— Я пришла не спорить. Ты ведь у нас один, поэтому мы с отцом над тобой трясемся.
— Поверь мне, я это знаю.
Повисла долгая пауза. Мать и сын смотрели в пол. Отпив большой глоток какао, Тео сказал:
— Мам, общественные слушания в следующий четверг. Я очень хочу пойти. Вы с папой не будете против?
— Нет, конечно. Я тоже пойду. Я против шоссе и хочу, чтобы члены окружного комитета это знали.
— Здорово! А папа?
— А вот папа, наверное, не пойдет. Ты же знаешь, он недолюбливает митинги.
Миссис Бун ушла. Тео вместе с Судьей тоже спустился на кухню. Утренний ритуал он проделал быстрее обычного: душ, зубы, брэкеты, одежда и завтрак.
Ему не терпелось побежать в школу.