Каждое слово было логичным и оправданным — по крайней мере, так казалось Тео, захваченному речью. Райан был компетентным и хладнокровным, а с бородкой и длинными волосами еще и самым крутым из ораторов. Перед входом стоял человек, которого не интересовали залы суда: он боролся за спасение природы. Тео никогда не думал заняться чем-то подобным, но сейчас ему хотелось походить на Себастиана Райана: он немного завидовал юристу, которому сейчас безраздельно принадлежало внимание зала.
Однако не на всех речь Райана произвела подобное впечатление. Лукас Граймс и другой член комитета, Бадди Класко, принялись засыпать Райана вопросами. Все знали, что Граймс поддерживает проект, и вскоре стало очевидно, что и Класко тоже. Добавить к ним Стэка, самого горячего сторонника нового шоссе, и проект пройдет большинством голосов. Победа.
Через полчаса торговли и препирательств Себастиан начал терять хладнокровие: Граймс и Класко въедливо цеплялись к каждой мелочи. Мистер Джеррони пытался помочь Себастиану, и временами казалось, будто члены комиссии пикируются между собой. На глупые вопросы и замечания зал реагировал неодобрительным гулом, стонами и даже презрительными «у-у-у!».
Себастиан находился на трибуне уже около часа, когда атмосфера вдруг изменилась: во время возникшей паузы в дискуссии в центр зала вышел крупный грубоватый человек лет сорока и крикнул:
— Эй, вы там, вы что, боитесь голосовать?
Резкий голос прорезал сгустившееся напряжение и эхом пронесся над аудиторией. Зал разразился одобрительными воплями. Задние ряды начали скандировать:
— Голосуйте! Голосуйте!
Это слово пронеслось, словно пожар, охватив всех присутствующих, и сотни людей повскакивали на ноги, повторяя во весь голос:
— Голосуйте! Голосуйте!
Тео кричал вместе со всеми, от души наслаждаясь происходящим.
Себастиан предусмотрительно присел, выжидая, пока зал успокоится. Председатель Стэк предусмотрительно дал толпе прокричаться. Через минуту, когда в окнах уже дребезжали стекла, он поднял руку и сказал:
— Благодарю вас. Будьте добры. Да, спасибо. Садитесь, прошу вас.
Скандирование стихло. Приглушенно ворча, зрители нехотя присаживались — те, кому достались сидячие места. Тео и десятки других простояли на ногах уже почти три часа.
Мистер Стэк сказал:
— Пожалуйста, дальше без эксцессов. Регламент предписывает нам проголосовать сегодня, поэтому проявите терпение.
В аудитории установилась почти полная тишина. Мистер Стэк взял лист бумаги, нахмурился и произнес:
— Согласно списку, высказаться хочет девяносто один человек.
Многие ахнули. На часах было пять минут двенадцатого.
Стэк продолжил:
— Обычно, когда у нас столько желающих, мы ограничиваем выступления до трех минут. Девяносто один умножить на три — это двести семьдесят минут, то есть еще четыре с половиной часа. Не знаю, кто столько высидит.