Девушка изо льда

22
18
20
22
24
26
28
30

Член встает, каменеет и начинает пульсировать, а я почти ничего не чувствую. Очень слабо, словно сквозь толстое ватное одеяло, долетают отзвуки ощущений. Вязкая пахучая сперма выплескивается на живот и… опять ничего. После завершения сеанса доктор довольно качает головой, протягивает влажную салфетку. Бляяя! Вытираюсь, тихо матерясь. Сейчас у меня и правда две головы, каждая из которых живет своей жизнью.

— Все хорошо, мистер Бессонов. Главное — запустить процессы, а управление ими будет подключаться постепенно. Хорошая потенция важна для мужчины.

Возвращаюсь в палату после адской процедуры, открываю телефон. Улыбаюсь, глядя на фото Льдинки и сына. Пальцы правой руки еще не вернули себе нормальную чувствительность, поэтому доктор заставляет меня много писать. На чистых листах пишу письма своей семье и сжигаю, как только лист заполняется полностью.

— Я скоро вернусь. Все будет хорошо.

Пашка Громов уничтожил бумажные фото, скинув мне на почту электронные версии. В последнее время на душе тревожно, но служба безопасности утверждает, что все в порядке: женщина и ребенок находятся под постоянной защитой и наблюдением.

— Итак, мистер Бессонов, — неугомонный доктор вновь заходит в палату. Смотрит на меня, как на клоуна, с легкой улыбкой. Опять что — то задумал, мерзавец. Точно. За спиной топчется медбрат с подносом в руках. — Займемся каллиграфией, вернем вашей правой руке мелкую моторику.

Кисть, чернила, чистый лист бумаги раскладывают на специальном столе. Узкоглазый черт несколькими легкими движениями рисует на белом поле красивый сложный иероглиф.

— Долголетие — то, что вам нужно. Запоминайте последовательность, мистер Бессонов. С памятью все в порядке?

Китаец издевается? Глядя мне в глаза, на новом листе повторяет «долголетие» и аккуратно кладет кисточку на чернильницу.

— Повторяйте. Тренируйтесь. Долголетие должно быть гармоничным. Жить и доживать — разные процессы, поэтому сделайте это красиво.

Память меня никогда не подводила, а вот рука сразу дала понять, что договориться с ней будет сложно. Смотрю на образец и пытаюсь повторить. Дьявол! Нихрена не получается! Кисточка для каллиграфии очень мягкая и пушистая, моментально реагирует на угол наклона и степень нажатия. Поэтому первое «долголетие» больше похоже на кляксу, поставленную нерадивым двоечником на белом листе. Отбрасываю на пол испорченный лист и начинаю заново. Второе и третье даже отдаленно не напоминают иероглиф, написанный рукой доктора. И даже пятидесятое. На следующий день Громов закупил сотню кистей, потому что они — расходный материал моего нетерпения.

— Мистер Бессонов, мужчина должен быть невозмутим, как тигр на охоте. Силу используют, когда враги рядом, а вы мстите кисти, что не можете ее почувствовать. Ай-ай-ай… Какое нерациональное отношение к своим ресурсам… И кисточку жалко. Прекрасная янхао валяется на полу, как сломленная женщина.

— Янхао?

— Да. Так называется эта кисть, мистер Бессонов.

Хайцзянь Сао укоризненно смотрит, растирая переносицу. Чувствую себя двоечником — переростком. Слова о сломленной женщине отдаются болью в груди. Доктор ничего не может знать про Льдинку, но, сам того не ведая, попадает в центр мишени. В центр моей боли.

Через час в палату заходит охрана и подставляет плечи. Да, я обнаглел и нарушаю распорядок больницы. Опираясь на парней, выхожу в коридор и фокусируюсь на ногах. Ощущаю контакт с полом, делаю шаги. Сука! Старческое шарканье бесит! Ноги приволакиваются, не отрываются до конца от мраморного пола. Ловлю слабый отклик все еще деревянного тела, пытаюсь его контролировать. Раз за разом, круг за кругом хожу по этажу, игнорируя недовольные взгляды докторов и обслуживающего персонала. За те деньги, которые я плачу клинике, они потерпят неурочные прогулки. Взмокшего от напряжения, парни возвращают меня в кровать и возвращаются на пост, а через три часа забирают снова. Я не собираюсь щадить свое тело. Через три месяца планирую выйти из клиники на своих ногах. И это — самый худший вариант. Нужно постараться управиться быстрее.

Одиночество — это когда тебе не с кем поговорить о собственном ребенке. Эмоции распирают. Смотрю на фото сына и пытаюсь представить его голос. Двое — Льдинка и Артем — якорь, который держит меня на этом свете. Моя одержимость. То, ради чего стоит жить.

В часы перерыва пишу психологу. Той, с кем общалась Льдинка. Кажется, без ее помощи не обойтись. Списываемся, назначаем время, созваниваемся.

— Татьяна, добрый день.

— Здравствуйте, Денис.