На тот момент со дня свадьбы прошло уже два месяца, и я не могла сказать, что скучаю по родственникам.
Во-первых, потому, что мой отец и Лайтвуд возмутительно близко подружились, и мало что бесило меня так же сильно, как это. Ну, пожалуй, только то, что матушка, руководствуясь исключительно азартом, все еще пыталась соблазнить моего мужа. Безуспешно, к слову, и мне казалось, что Лайтвуд — первая и единственная ее осечка. Возможно, поэтому матушка так зачастила к нам в гости: не могла смириться с поражением.
Во-вторых, Белз, чтоб ему икалось до конца дней, буквально прописался в особняке. Сначала он пытался вымолить прощение Лили, причем действовал явно по той же методичке, которая была у Лайтвуда, когда он сделал мне предложение: драгоценности, цветы, менестрели… Последних, к слову, в столице поубавилось, потому что нервы у меня не железные и я люблю поспать с утра.
Как бы то ни было, своего Белз добился, и Лили согласилась дать ему второй шанс. Уж не знаю, что ударило в голову моему ветреному братцу, но после этого он не отходил от Лили ни на шаг и клялся, что влюблен и готов жениться. Но в этот раз Лили была явно не согласна, слишком устав от связанной с Белзом нервотрепки. Его, кажется, это распаляло только сильнее, и мне в самом деле было интересно, чем же закончится их история. Кто знает, может, мой братик в самом деле влюбился. Кто знает, может, Лайтвуд даже ничего ему не оторвет, если он во второй раз вздумает свататься к Лили.
В-третьих, Ренфилд. Матушка устроила ему взбучку, когда обнаружила, что рядом с особняком Даркморов он посадил не красные розы, а белые, выкрашенные красной краской. “Ренфилд, — обманчиво мягко спросила она, — ты в самом деле считаешь меня глупой? Ренфилд. Рен-филд…”
Уж не знаю, какое такое наказание для дворецкого выдумала матушка, но тот на следующий же день собрал монатки и заявил, что с его хватит, а служить Даркморам теперь, оказывается, можно и на территории светлых. Что ж, Ренфилд с самого начала питал к Лайтвуду слабость. Так что в особняке Лайтвуда стало на еще одного обитателя больше. Ренфилд даже начал справляться со своими обязанностями. Ну, почти. Он все-таки слишком много времени провел в доме темных, это просто так не проходит.
И это не говоря уже о Вив и Лихорадке, которые сдружились и по ночам, когда устраивали игры, оглашали окрестности радостным рыком или ржанием. Я сильно подозревала, что в их компании дружелюбных монстров прибыло, но третий участник (или участница) компании пока не показывался, так что оставалось только теряться в догадках.
В общем, право слово, у меня не было ни малейшего ощущения, что я переехала из отчего дома, потому что отчий дом переехал вслед за мной.
Не то чтобы светлые, особенно Ребекка, были в восторге. Но какой у них был выбор? Если бы темные просили разрешения на что-либо, они бы перестали быть темными.
— Отец? — поторопила я. — У тебя такое лицо...
— Какое, моя змеюченька? — заюлил он.
— Отец, — нахмурилась я. — Что произошло? В последний раз у тебя был такой взгляд, когда ты рассказал мне о свадьбе.
— И видишь, как хорошо все получилось!
Плохо дело.
— Отец!
— Змеюченька, на выходных собирался весь ковен.
Я затаила дыхание. Ковен — это высшее собрание темных, куда были допущены только самые могущественные и влиятельные маги. Я туда войти пока не могла. Пока.
— И что? — дрогнувшим голосом спросила я.
— Дядя Алистер внес предложение… ну ты его знаешь, ему как вбредет в голову… ну ты помнишь дядю Алистера…
— Отец. Что за предложение? Да говори ты.