Меня словно затягивало куда-то глубоко в водоворот звуков, голосов, образов, запахов, прикосновений. Звук его голоса, образ разноцветных глаз, теплый древесный аромат его парфюма, жар мягких губ…
Я подскочила с кровати, пытаясь вырваться из таких ненужных мне воспоминаний. Или нужных? Я и сама не знала…
Надежда, что скитание из угла в угол поможет мне скорее выбиться из сил и снова отдаться Морфею в лапы, ускользала с каждым шагом. Чем дольше я маялась, накручивая метры босиком по холодному полу, тем больше понимала, что скорее отморожу ноги, нежели перестанут думать о том, на кого всю эту неделю старалась даже не поднимать взгляд.
Тянущее чувство в глубине души упорно толкало меня вниз по лестнице. Глухая тишина, зыбкая темнота дома никак не пытались остановить меня, когда почти онемевшие ноги замерли лишь на пороге гостиной с приоткрытой дверью.
Я чувствовала себя ужасно глупо, прислонившись затылком к стене и вслушиваясь сумрак комнаты. Зачем я стояла, обхватив себя руками и дрожа от холода? Или не от холода? От ощущения того, что за стеной находится человек, которого хотелось опутать всеми едкими и ядовитыми словами и смотреть. Смотреть, как они будут душить его, как будут тухнуть разноцветные глаза, и упиваться тем, что я тоже могу обижать и делать больно. Но так не получалось. И без моих острых фраз и замечаний его глаза теперь не излучали ничего кроме тягучей безнадежности и тоски. А самое поганое, что мне почему-то тоже становилось плохо от этого.
Едва удержав себя от шага вперед, я на ватных ногах рванула вверх по лестнице, молясь успеть добраться до подушки, прежде чем оглушу, подступающим всхлипом, ночное спокойствие этого дома.
Я зарыдала от собственной беспомощности. Не смогла. Несмотря ни на что я не смогла его разлюбить, вычеркнуть и присыпать пеплом. Он все еще было где-то глубоко под тонной обид, слез, боли и истерик.
Сдавив руками подушку, я что есть сил дарила ей глухой вой и пропитывала слезами.
— Кира… — горячий тихий шепот коснулся моих волос, а крепкие руки обвили меня за талию, прижав к теплой мужской груди. — Не плачь… Прошу…
Я замерла, а сердце в груди готово было рвануть в лобовое о ребра. Егор сильнее сжимал мое тело, его дыхание касалось кожи, стекая лавой от затылка к шее, плечам, опускаясь дальше по позвонкам.
— Моя…
Одно слово — меня затрясло на подушках. Я развернулась и, уткнувшись лицом в шею Егора, зарыдала с новой силой. Его руки надежным кольцом держали в объятиях.
— Моя. Родная. Любимая, — дрожащий, надрывной шепот начинал заполнять черные дыры внутри меня. Егор холодными пальцами касался моих мокрых щек, спутавшихся волос, а горячие губы согревали мой лоб и виски. — Я трус, идиот, самый конченый придурок. Не знаю, зачем мне все это надо было… Инстаграм, посты, фото… Такой бред… Я обидел тебя, обманул, предал, бросил, потерял… Мне стыдно, Кира. Если бы ты только знала как…
Не сдерживая слез, я сильнее прижималась к Егору, вцепившись ладонями в широкие плечи. Его сердце колотилось так остервенело, как будто пыталось достучаться до моего.
— Мне плохо без тебя, — он взял мое лицо в свои ладони и приподнял его вверх, всматриваясь в глаза растерянным и виноватым взглядом. — Я сдох. Не физически. Морально. Это невыносимо не видеть тебя, не прикасаться к тебе, не чувствовать. Я… Я люблю тебя, — Егор прижался своим лбом к моему, стирая большими пальцами потоки соленой воды на щеках. — Люблю… — Его горячий шепот начинал колоть мне губы. — Но даже уже не надеюсь… Умоляю не плачь. Я обещаю, что как только ты успокоишься, то исчезну… Из этого дома, из твоей жизни. Я сделаю все что угодно лишь бы ты не плакала…
Егор говорил суетливо, нервно. Мне так много хотелось ему сказать, но нужным оказалось только одно:
— Поцелуй меня, — прошептала я, закрыв глаза.
Секунда полного недоумения, и застывшего дыхания у моего лица. Но в кои-то веки мне не пришлось просить Королева дважды. Глубокий, уверенный поцелуй накрыл мои губы, окончательно давая понять, что я любила, люблю и буду любить. Если разум можно обмануть, то тело нет.
Знакомый привкус мяты, осторожные, мягкие влажные губы, плавные касания его языка к моему — и вся моя пустота внутри перестала существовать. Издав неконтролируемый стон, я вжалась в широкие плечи, желая утонуть в их силе и тепле.
Мужские руки осторожно опустились на мою талию, а его язык настойчиво напоминал мне, как и какие ласки могут дарить эти ладони. Мои мысли и мои действия шли в противовес друг другу: в голове мелькало, что я глупая, безвольная дура, а пальцы уже пробрались под край его футболки, очерчивая твердые, горячие мышцы.