— Ты сделала то, что должна была сделать.
Она смотрела на огонь. Мерцающие языки пламени плясали и расплывались.
— Я не промахнулась, Лиам. Я испугалась до смерти, но не промахнулась.
Не так, как раньше. Ханна вспомнила ночь вьюги, когда оказалась запертой в доме с Пайком. Стычку в коридоре, когда могла застрелить его, но промахнулась, тогда ее руки тряслись от паники, а поврежденная рука не слушалась.
Как много изменилось.
Она изменилась. Она стала сильнее.
Ханна все еще боялась, но страх не означал недостаток мужества. Настоящее мужество — это действия перед лицом страха.
И она действовала.
— Ты стала сильной, Ханна.
Она смотрела на него горящими глазами.
— Он хочет твоей смерти. Он хочет моего ребенка.
— Он никогда этого не получит.
Она вздрогнула.
— Эта семья — яд. Как будто они вообще не умирают. Когда Пайк преследовал нас, именно так я себя и чувствовала, будто он сам дьявол.
— Но он не был им. Ты его убила. Он просто человек, как и генерал Синклер. Его можно убить.
Ханна потерла свои скрюченные пальцы.
— В их семье живет зло. Думаешь, оно началось с отца Розамонд? Что, если это генетическое проклятие, передающееся из поколения в поколение?
— У всех нас есть выбор, — напомнил ей Лиам. — Никто не рождается злым.
— Что, если оно есть у Шарлотты?
— У нее нет. И не будет. Ты воспитываешь ее в любви, доброте, в хорошем отношении.