День пролетел незаметно. Сразу после плотного обеда, на который бабушка, как всегда, приготовила свои лучшие блюда, Антон отправился в гараж. Там стоял маленький велосипед Лени, который требовал ремонта. Антон решил привести его в порядок: нужно было смазать цепь, поставить новые колеса и накачать их.
Леня с энтузиазмом крутился рядом, помогая брату подносить инструменты — то колпачки, то ключи, — внимательно наблюдая за каждым движением Антона. Антон не просто молча чинил велосипед, он подробно объяснял брату каждый этап работы, как надо обращаться с инструментами, и что именно он делает. Это стало для Лёни настоящим уроком — его глаза блестели от интереса, и он старательно подражал брату.
После того как велосипед был полностью готов, Леня, не теряя ни минуты, сел на него и с радостным криком покатил по двору, кружась вокруг Антона. Улыбаясь, Антон сел на лавочку и с лёгкой усталостью наблюдал за братом, наслаждаясь редкими моментами спокойствия.
Вскоре к ним присоединилась бабушка с чашками чая, и они втроём, сидя на крыльце, обсуждали предстоящие планы на лето. Время летело быстро, и вечер постепенно начинал стелить свои мягкие тени по двору.
Послышался скрип калитки, дед тихо вошёл во двор, и Антон замер, как только увидел его. Не из-за радости встречи, а из-за того, что вновь заметил ту странную дымку. Только на этот раз она была не просто лёгким свечением — вокруг деда будто разлилась ослепительная сфера, переливающаяся всеми цветами радуги. Антона охватил страх и растерянность. Яркость почти слепила его, и он почувствовал, как грудь снова сжала резкая боль.
Мир перед глазами начал расплываться, и в следующий миг его сознание померкло. Последнее, что он успел услышать, был испуганный вскрик бабушки.
Когда Антон очнулся, он лежал в своей комнате. Тело казалось тяжелым, голова всё ещё гудела. Сквозь полузакрытые глаза он увидел потолок и услышал приглушенные голоса, доносящиеся из кухни.
— Алла, да ты что, совсем ничего не понимаешь?! — голос деда был полон раздражения, но и боли. — Я старый дурак, мог бы догадаться. Как вы могли столько времени кормить его этими таблетками? Почему мне никто ничего не сказал?
Антон нахмурился. Таблетки?
Мама тихо всхлипывала. Её голос был дрожащим, но в нём чувствовалась усталость и решимость.
— Отец, я просто хотела, чтобы он жил нормальной жизнью. Я не хотела этого для него. Я всё время слушала твои истории про магию, про миры и силы, что спрятаны в нас. А когда сама прошла инициацию, мне казалось, что ты просто давил на меня. Я не хочу, чтобы он через это проходил.
Антон напрягся, стараясь переварить услышанное. Магия? Инициация? Его мать говорила о чём-то совершенно нереальном, но при этом в её словах не было сомнений.
— Ты думаешь, что это защитит его от правды? — голос деда теперь был более мягким, но всё ещё строгим. — Скрывать от него то, кем он является, не избавит его от судьбы. Рано или поздно все всплывет, и ты не сможешь его защитить. Он должен знать. Он должен быть готов.
Антон лежал неподвижно, его сердце билось быстрее. Он едва мог поверить в то, что слышал, но голоса на кухне были слишком реальны. Всё это было правдой?
— Я просто хочу, чтобы у него была обычная жизнь, — мама едва удерживалась от слез. — Без магии, без всего этого. Пусть хотя бы он не будет вынужден жить постоянно в бегах, как наша семья. Сколько раз в детстве мы переезжали, когда я теряла контроль? А эти черные машины под окном, эти непонятные люди, которые приходили к тебе… Ты знаешь, как это всё меня пугало. Я не хочу, чтобы он через это прошёл.
Её голос дрожал от накопившегося страха и боли. Антон слышал каждое её слово, но не мог поверить. Его семья жила в бегах? Он никогда не замечал этого.
— Алла, я всё понимаю, — голос деда был уже мягче, но в нём всё ещё чувствовалась строгость. — Но ты должна понять, что магия — это не что-то, от чего можно просто избавиться. Она в нас. Она в тебе, во мне и в нём. Ты можешь сколько угодно пытаться скрывать это, но однажды всё выйдет наружу. И лучше, если он будет готов.
Антон, услышав голос деда, замер. Сердце вновь сжалось от тревоги. Он всё ещё не мог переварить услышанное, но явно не хотел оставаться в неведении.