– За беспокойство, – ответила я и развернулась к лестнице.
– Справедливо. Зато теперь можно к Гаврюше с чистой совестью. Только быстро она нас не отпустит, придется послушать лекцию о неблагодарной человеческой натуре. Полякова, что с лицом?
– Не знаю.
– Ты расстроилась, что Левушка нас обхамил?
– Нет.
– А что тогда?
– Да не знаю я.
Я правда не знала. Грубость грустного Льва меня вообще не задела, я даже была к ней готова. И ничего странного в этом не было: Гаврюшин сосед вполне мог проявить резкость, если его довести – я сама видела, как вчера он не сдержался после нападок Гаврюши. А сегодня ему названивали с самого утра, потом приперлись в гости и поорали под дверью – тут у ангела рога прорежутся. Чему удивляться?
Но что-то меня удивило, и совсем не тон Льва Андреевича. А что, что?
– Давай представим, – медленно проговорила я, – что ты договорилась с кем-то о встрече, а потом передумала. И ты хочешь, чтобы этот человек тебя не беспокоил. Что ты сделаешь?
– Скажу, что встречи не будет, и вообще, в ближайший век я очень занята.
– И я. Что мешало Левушке ответить на звонок Гаврюши и сказать… Не знаю, что он тоже очень занят в ближайший век?
– Господи, Полякова! – простонала Настя. – Может, ему мешало то, что он – адекватный человек, и надеется на адекватность окружающих? И если адекватному не открывают дверь, то он не будет в нее долбиться и станет подключать ОМОН?
– Но он ведь сам согласился, чтобы Гаврюша ему капли передала!
– Откуда ты знаешь? Мы ориентируемся на слова Гаврюши. Может, она его так заколебала, что Левушка покивал ради вежливости и ради того, чтобы поскорее от нее избавиться. А на самом деле ни забота, ни эти капли ему на фиг не сдались.
– Куликова, ты такая умная.
– Это не секрет, – Настя заправила волосы за уши и засмеялась: – Если прядь в глаза лезет, мне кажется, что это не мои волосы, а какая-то синяя помеха. Не могу привыкнуть к новому цвету.
– К новому цвету? – переспросила я.
Мне пришлось схватиться за перила: вряд ли я бы свалилась с лестницы от неожиданного озарения, но хотелось ощутить какую-то опору – настолько невероятной оказалась пришедшая мысль.
– Это не он, Настя, – сказала я.