Исполнитель

– Больше ничего не хочешь? – спросила его Софья Павловна.

– Они не пройдут! – страстно заявляла по советскому радио руководитель испанских коммунистов Долорес Ибаррури.

– Ну, знаю, конечно! Что за вопрос? – ответил Мальцев.

Через неделю в коммунальной квартире появился управдом с четырьмя крепкими мужиками и милиционер. Комната Софьи Павловны была открыты и из неё стали выносить всю мебель. Оставили только несколько стопок книг. А через месяц ордер на вселение в эту комнату получила многодетная семья Щёчкиных, которые добились права на расширение своей жилплощади. Младшие Щёчкины стали радостно вырывать листы из книг, оставшихся от Софьи Павловны, и мастерить из них бумажных голубей.

– Сашуля, валерьянки мне! – простонала Зинаида Ивановна, едва войдя в комнату.

– Опечатали! Ну и дела, мать твою! – присвистнул старший Щёчкин, выглянувший из своей комнаты.

– Не взяли! – коротко объяснила она и больше не сказала ни слова.

– Ты едешь в Испанию! – догадался Ивушкин. – Счастливчик! Повезло! А меня с моим заявлением декан выгнал из своего кабинета. Сказал, что никаких добровольцев институт не отправляет, что это мои юношеские фантазии и что я должен больше внимания уделять учёбе. Я, Саня, все твои вещи сохраню. Даю тебе слово! Год ведь пролетит быстро. Вот тебе повезло!

– Присаживайтесь, Александр! – пригласил его сотрудник госбезопасности.

– Давай! – согласился Мальцев.

Вечером вернулась мама с передачей.

– Ивушкин, в течение двадцати четырёх часов Вы должны покинуть эту квартиру и переехать жить по месту своей прописки. В противном случае я заявлю куда надо.

– Уверен, что да! – ответил Ивушкин.

– А Вы, молодой человек, куда прёте? Не видите что ли, что здесь представитель закона находится!

Был декабрь 1936 года. Дома Егор встретил Мальцева с загадочным видом.

А на прошлой неделе с ним разговаривал секретарь партийной организации института и предложил вступить в партию. В январе Мальцев должен подать заявление в ВКПб.

– Нет, на войну? Никогда? Меня ждёт кафедра. Спокойная научная работа. Дача в пригороде, кабинет. Чтение лекций, – подумал он. Ну, а вслух сказал:

– Любимый мой, Сашуля! После смерти отца я потеряла желание жить. Все эти годы я жила только тобой. Работала для того, чтобы ты мог выучиться и стать образованным человеком. У меня была мечта: помочь тебе закончить институт… Но мои болячки не дают мне этого сделать. Я уже устала терзаться от болей и не хочу больше мучить тебя. Сашуля, ты уже взрослый и сможешь исполнить свои мечты. Закончишь институт и станешь учёным… Как ты того очень хочешь. Я уверена, что у тебя всё в жизни получится. Я очень тебя люблю! Прости меня, сынок! Я очень, очень тебя люблю! Мама.

Боль исчезла так же неожиданно, как и появилась. Потом весь вечер Александр лежал на сундуке и слушал, как мама беспрерывно сморкается в носовой платок и, не останавливаясь, шепчет:

– К‑ак, как Вы ска‑за‑лии, – заикаясь, спросил Александр и вдруг только сейчас увидел в комнате носилки с чьим‑то накрытым телом и двух санитаров в грязно‑белых халатах.