Любви больше нет

22
18
20
22
24
26
28
30

Три с половиной года назад

Тяжелые комья земли гулко падают на крышку гроба. Ощущение невосполнимой потери придавливает так сильно, что не могу шевельнуться. По щекам текут горячие соленые капли, и очень больно дышать.

Рядом, на полшага позади меня, Сашка. Со слезами у нее плохо. Глаза сухие, но я знаю, что ей так же больно, как и мне,

А Аленка… моя бедная Аленка. Ей уже не больно. Свою порцию мучений она отведала с лихвой

Когда все уходят, мы с Санькой остаемся на кладбище одни.

— Не уберегли, — тихо произносит она, приложив ладонь к надгробию.

— Не уберегли, — я не узнаю свой голос.

Я не понимаю, как так вышло. Алена попадала в неприятности всегда. Сколько я ее знала, столько и вытаскивала из передряг

А тут не усмотрели. Отвернулись ненадолго, и она тут же встретила козла, который играючи сломал ей жизнь. Попользовался и выкинул, как игрушку. И Алена ему была не нужна, и ребенок.

Просто урод. Равнодушный и злой. Хрен самовлюбленный, которому нет никакого дела до чужих страданий.

У меня разрывается сердце, стоит только вспомнить как она плакала, пытаясь до него дозвониться. Искала встреч. Писала письма.

И все без толку. Плевать он хотел на проблемы бедной наивной девчонки, так неосмотрительно поверивший в красивые слова. Он не жалел, не чувствовал себя виноватым. Даже не вспоминал о ней.

А эта дуреха до конца на что-то надеялась. Слала ему фотки с малышом, мечтала, что одумается, вспомнит о них.

Не вспомнил. Не помог.

Когда у нее пошли осложнения после тяжелых родов, шанс спасти еще был. Но не было денег.

Мы пытались найти, но куда там!

А для него... Для него та сумма была каплей в море. Он мог спасти Алену, и тогда у маленького Владика была бы мама.

Но в ответ на ее просьбы была тишина. А нам она не говорила, до самого последнего дня не называла имя ублюдка, испоганившего жизнь. Берегла его несмотря ни на что.

Он продолжал жить в свое удовольствие, в то время как она месяц пролежала в больнице, угасая день за днем.

— Что теперь будет с Владом? — спрашивает Саша, и я снова морщусь от боли.