— К оружию, — скомандовал командир, однако затем потянулся, схватил Грайса за вылинявший грязный камзол, притянул ближе и оскалился. — И чтобы без ошибок.
— Без ошибок, — согласился сапёр, расширившимися глазами глядя на злобный оскал Гаюса, оказавшийся в тревожной близости от его лица.
Через мгновение Грайс и восемь его товарищей уже двигались к заставе, словно бесформенные тени, укутанные в плащи от моросящего дождя.
Маутнер ощутил беспокойство. Он мысленно делал всё, что мог, дабы избавиться от него. На душе было тяжко. Капитан волновался и боялся того, что увидит в городе.
Вражеские регуляры сидели группами — по двадцать с лишним человек у каждого из ряда костров на единственном в лагере возвышении — бывшей просёлочной дороге, которая шла параллельно городской стене. Маутнер прикинул: полосы в тридцать шагов шириной достаточно, чтобы перебить бoльшую часть трёх групп. И останется сотня с лишним имперцев, способных дать отпор. Если среди них есть толковые офицеры, маги или сионы (инсуриев не заметно) — дело может обернуться худо.
«Хотя, будь там толковые офицеры, лагерь выглядел бы совсем иначе… — успокоил себя капитан. — Да и магов с сионами наверняка не направили бы на эту помойку. Однако… всякое может быть».
Сапёры припали к земле. Глава «Чёрных Полос» больше их не видел. На миг задумавшись, что лучше, меч или ружьё, он перехватил клинок и глянул через плечо, проверяя, как там остальные бойцы. Рядом возникла Килара, единственная женщина их отряда, при этом посмотрела на Маутнера таким взглядом, словно что-то хотела сказать. Однако тишину ночи разорвали звуки взрывов обычных, совсем не «особых» и не артефактных бомб. Капитан резко обернулся. Тела регуляров уже корчились в свете рассыпавшихся костров. Гаюс издал заливистый боевой клич, после которого «Чёрные Полосы» рванули вперёд.
Взорвались ещё бомбы, теперь по бокам, отбрасывая растерянных имперцев прямо в соседние костры. Маутнер увидел, как тёмные фигуры сапёров сошлись впереди, присели среди мёртвых и умирающих солдат противника, добивая их умелыми ударами кинжалов. Несколько человек за спиной капитана разрядили ружья. Зазвучали запоздалые крики.
Вслед за Гаюсом бойцы добежали до полной мертвецов дороги и миновали сгорбившихся сапёров: все, как один, готовили «особые» бомбы для нового подрыва. Две капли кислоты на восковую затычку в глиняной гранате, расписанной рунами — и раздалось многоголосое приглушённое шипение.
— Бегите! — закричал Грайс.
Маутнер выругался. Внезапно десять ударов сердца показались мгновением. Капитан знал, на что способны «особые» бомбы — одна такая могла сделать непроходимым перекрёсток четырёх улиц. А уж если совместить с магией…
Капитан побежал. Сердце чуть не остановилось у него в груди, когда мужчина посмотрел на ворота впереди. Тысячи трупов зашевелились. Проклятье. Это не трупы. Это спящие люди. «Перебежчики»! Эти ублюдки просто отдыхали!
— Ложись-ложись! — команда была на мунтосе, голос принадлежал Лотару. Маутнер замешкался ровно настолько, чтобы увидеть, как Грайс и другие сапёры догоняют их… дабы метнуть «особые» бомбы. Вперёд. В скопившихся между ними и воротами «перебежчиков». Затем солдаты рухнули на землю.
— О, Триединый! — капитан бросился вниз, скользнув по мокрому песку, выпустил меч и зажал уши руками. Земля выбила воздух из его лёгких и подбросила ноги вверх. Он опрокинулся в грязь прямо на спину. Маутнер уже начал перекатываться, но впереди взорвалась новая артефактная бомба. Он закувыркался от ударной волны, сверху посыпался град кровавых ошмётков. Что-то большое упало рядом с головой капитана. Он открыл глаза и увидел ягодицы и бёдра человека — только их и зияющую мокрой чернотой полость, в которой должны были быть кишки. Голеней тоже не было, их оторвало по суставу.
Маутнер смотрел. В ушах звенело. Он чувствовал, как из носа течёт кровь. Грудная клетка болела. Отдалённые крики наполнили ночь. Чья-то рука ухватила его за ворот плаща и поставила на ноги. Гаюс. Командир приблизился, вложил меч ему в руки и прокричал слова, которые капитан еле расслышал:
— Быстрей! Валим отсюда! — и толчком отправил Маутнера вперёд. Глаза мужчины видели, но разум отказывался осознавать разрушения с обеих сторон дороги, по которой он сейчас мчался к северным воротам. Он чувствовал, как отключается изнутри, даже спотыкаясь и продираясь через человеческие останки… отключается как раньше, пару недель назад, когда Империя впервые бросила на них целый легион «перебежчиков», чьими трупами забили и рвы, и окопы.
Десница мести недолго оставалась холодной. Любая душа, в которой сохранилась хоть толика человечности, не могла не увидеть реальность за жестоким приговором, каким бы справедливым он поначалу ни казался. Бледные, мёртвые лица. Изломанные тела в неестественных, невозможных позах. Разрушенные жизни. Месть поднесла зеркало ко всякой жестокости — и в отражении понятия добра и зла размылись, утратили всякий смысл.
По сторонам капитан видел бегущих солдат. Затрещали несколько обычных бомб, ускоряя бегство. Бойцы «Чёрных Полос» заявили врагу о себе.
«Мы равны им в расчётливой жестокости, — понял Маутнер на бегу. — Но это война нервов, в которой никому не победить».
Безраздельная тьма ворот поглотила капитана и его людей. Сапоги заскользили, когда солдаты остановились после безумной гонки. Припали к земле. Перезарядили ружья. Никто не издал ни слова.