Краем глаза я видел тело деда Пихто, неподвижно лежащее у растрескавшегося надгробия. Его китель, обычно такой аккуратный, был измят и залит кровью, а на лице застыла легкая улыбка – словно он наконец-то вспомнил конец какой-то особенно хорошей истории. Рядом, привалившись к покосившемуся кресту, истекала кровью Алина – огненно-рыжие волосы потемнели от влаги и грязи, но в глазах все еще тлел боевой огонь.
Хуолинен первым заметил изменения. Его бубен сбился с ритма, когда моё тело начало преображаться. Я чувствовал, как мышцы и кости перестраиваются, принимая новую форму – не обычного леопарда, а чего-то древнего и намного более опасного. Каждый нерв горел огнем, но боль только подпитывала ярость.
– Этого не может быть, – донесся до меня шепот якута, его длинные седые волосы развевались на промозглом ветру, а в глазах плясало нездоровое пламя шаманской силы. – Древние говорили о серебряных тиграх, но они вымерли...
«Как же ты ошибаешься, шаманская твоя морда», – подумал я, чувствуя, как новое тело наполняется силой. Три метра роста, полтонны веса, и каждый мускул под серебристой шкурой натянут как струна. В этот момент я понял, почему тигров называют королями ночи – такой мощи я не ощущал никогда в жизни.
Прыжок вышел таким быстрым, что даже сам удивился. Бубен Хуолинена взлетел в воздух, кувыркаясь в лунном свете, и разломился о надгробие – прямо как дешёвая тарелка в привокзальной забегаловке. Сам шаман отлетел как тряпичная кукла, и его традиционное одеяние, расшитое древними символами, окрасилось темным.
Костолом, его кожаная куртка поблескивала от мороси, выстрелил из своего понтового «Бенелли». Пули просто отскакивали от моей шкуры, и я повернул голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Забавно было видеть, как с его обычно самоуверенного лица схлынула вся краска. В кои-то веки главарь «Волков» почувствовал себя добычей.
– Всем огонь! – заорал он срывающимся голосом, и я мог поклясться, что различил нотки настоящего страха. – Огонь, мать вашу!
Залп из десятка стволов прогремел над кладбищем, но я даже не стал уклоняться. Зачем? Пули рикошетили от шкуры, оставляя в воздухе светящиеся следы. Красиво, если подумать – как фейерверк на бандитской вечеринке. А потом я прыгнул.
Костолом только и успел, что поднять руку. Глупо, конечно – что может сделать человеческая рука против челюстей, способных перекусить стальной прут? Хруст его костей, наверное, был слышен даже в соседнем районе. Удар лапой отправил его в полет через три ряда могил прямо в старый склеп. Склеп, кстати, не выдержал – развалился, как карточный домик.
Я уже собирался закончить с Костоломом, когда заметил движение у старой часовни. Сарыг-оол, предательская его душонка, пытался по-тихому слинять в тени. Три прыжка – и я настиг его у входа. Его нож, тот самый, которым он ударил деда в спину, бессильно звякнул о каменные плиты.
– Леха, послушай... – начал было старый шаман, и в его глазах плескался тот самый страх, который я так хотел увидеть.
То, что произошло дальше, заставило даже местных ворон, повидавших всякого на своем веку, поспешно улететь подальше. А призраки, обычно любопытные до всяких происшествий, предпочли спрятаться в склепах. Что тут скажешь – некоторые долги требуют особенно креативного взыскания.
Когда все закончилось, я почувствовал, как серебристая шкура начинает темнеть, а тело уменьшаться. Трансформация обратно оказалась такой же болезненной, но сейчас это казалось неважным. Я доковылял до Алины, которая еще держалась за свой крест.
– Котик, – прошептала она, приоткрыв глаза, и даже сквозь боль умудрилась выдать свою фирменную ухмылку, – а я и не знала, что ты у меня такой... внушительный.
Я попытался улыбнуться, но с клыками, которые не до конца втянулись, это вышло не очень убедительно.
– Просто решил немного обновить корпоративный дресс-код, – прохрипел я, осторожно поднимая её на руки. Раны выглядели скверно, но жить будет – я теперь это точно знал. – Как думаешь, серебристый – мой цвет?
– Тебе идет, – выдохнула она, прижимаясь к моей груди. – Особенно в сочетании с кровью врагов.
Где-то вдалеке завыла сирена – видимо, кто-то все-таки вызвал ментов. Но это уже были мелочи. Главное, что дед был отомщен, предатель наказан, а моя девочка жива. Остальное решим в рабочем порядке.
Я посмотрел на луну, пробивающуюся сквозь тучи, и впервые за этот безумный вечер почувствовал что-то похожее на умиротворение. Кажется, в Петербурге наступали новые времена. И, судя по оскалу, застывшему на моем лице, времена эти обещали быть весьма интересными.
Рассвет над Смоленским кладбищем выдался на редкость паршивым – серое небо сочилось моросью, словно сама природа пыталась смыть следы ночного побоища. Я стоял у свежей могилы деда Пихто, рассеянно поглаживая амулет на шее. Странно, но даже сейчас казалось, что старик вот-вот появится из-за угла склепа и начнет очередную историю про то, как они с Кутузовым.