Егорыч, Родька и Фирдаус собирались уже домой. Настроение было замечательное, рыбалка удалась, а Фирдаус получил массу удовольствия совершенно неожиданно для себя.
— А раньше здесь по соседству была Восточная Пруссия, — посмотрев вдоль берега, вдруг проговорил Егорыч. — Эх, сколько народу там полегло в войну, братцы!.. В сорок пятом нам наступать надо. А ни карт, ни разведданных… Наши разведгруппы забрасывали в тыл врага… Сколько наших ребят тут осталось!.. Какие хлопцы золотые в землю легли!
— Деда, расскажи! — потребовал Родька.
— Пока мы на своей земле воевали, мы в каждой избе могли помощи попросить и нам её охотно оказывали. А Восточная Пруссия — это немецкая земля. И это был настоящий враг. Ох, пруссаки нас не любили. Каждый крестьянин в поле враг.
— Что, даже гражданские? — удивлённо спросил Фирдаус.
— В каждой семье кто-то на фронте побывал. Они все прекрасно знали, какие зверства на нашей земле фашисты творили. Они прекрасно понимали, что мы имеем полное право с ними не церемониться. А самое главное, у них у всех славянские рабы были, с которыми они обращались хуже, чем со скотиной.
— Серьёзно? — удивился Фирдаус.
— Знаешь, сколько народу они в Германию угнали? Миллионы! И всех в рабы пристроили, — грустно глянул на него старый. — А на оккупированной территории тоже не сахар — чуть что не так — в концлагерь. Немцы, в том числе и гражданские, понимали, что придётся за всё это отвечать и защищались изо всех сил. Наши разведчики могли рассчитывать только на себя. Работать приходилось скрытно. Только собирать разведданные и наводить авиацию. Но всё равно, почти все там и остались, — глядя за горизонт, вспоминал Егорыч. — Тысячи разведчиков тут полегло. Больше двух тысяч забросили в тыл к врагу, девяносто процентов из них погибло… Точные цифры узнал уже после победы… Причем опытнейшие солдаты были, некоторые из них всю войну прошли, и выжили. Пока здесь не пошли в разведку. А почему так — спрятаться негде! У них на каждом хуторе телефон, болот мало, леса нет, в нашем понимании, чтобы был дремучий, а то, что у них лесом зовется, все равно что наши парки. На квадраты просеками разбиты. Везде патрули. Радиопеленгаторы. При малейшем подозрении квадрат блокируют и прочёсывают с собаками…
— Страшно было? — заглядывая деду в глаза, спросил Родька.
— Очень, — грустно улыбнулся старый.
— Как же вам удалось выбраться? — спросил Фирдаус, давно догадавшись, что Егорыч лично через всё это прошёл.
— В кустах залёг при облаве, — наморщив лоб, сказал он. — Метрах в двух мимо меня фрицы прошли. Как тебя их видел. Собаки у них были, но табак очень хорошо от них помогал. Понюхает собака следы, табаком обсыпанные, и все, долго уже по следу идти не в состоянии.
— У-уух! — передёрнуло Родьку от ужаса.
В пятницу проснулся позже всех. Видимо, накопилась усталость в организме. Гончаровы вчера уговорили Фирдауса остаться у нас и с утра съездить на его машине на разведку в какое-то место, где, как они предполагают, должно быть море рыбы. Пусть развлекаются. И для Фирдауса разнообразие. Вдруг ему рыбалка понравится?
Ближе к одиннадцати подтянулись Шадрины. Маша предложила Галие чуть-чуть пройтись, пошёл с ними, хотелось больше времени с женой провести, завтра уже уезжать. В понедельник у меня начнётся гастроль по Подмосковью, последняя за это лето и, надеюсь, вообще. Надо будет ещё с Ионовым об этом поговорить. Взять и резко отказаться, конечно, можно. Но, вдруг, я ему там какую-нибудь статистику сильно испорчу? Надо будет сделать так, чтобы он успел к новым условиям работы со мной подготовиться.
Вечером ходили звонить в поликлинику в Клайпеду. Всё у нас хорошо. Следующая явка к врачу через две недели. А следующая уже в Москве будет.
Аиша прекрасно говорила по-французски. Слишком хорошо. Девочкам, даже, замечание в парке сделала продавец мороженного.
— Так никто не говорит, как вы, — объясняла она. — Так только дикторы по телевизору говорят, когда новости читают.