Ревизор: возвращение в СССР 23

22
18
20
22
24
26
28
30

Ага, а вот и про новые технологии…

— Ну и имейте в виду, что близок тот час, когда научно-технический прогресс сделает работу каждого полностью видимой руководству и контролирующим органам. Камеры будут на всем производстве, и легко будет увидеть, кто халтурит, а кто добросовестно работает. И это сразу отразится на всем — и на премиях, и на перспективах повышения… И даже в отпуск когда тебя отправят — в солнечном феврале или холодном июле…

Смешки в зале, все поняли, что я не оговорился.

— Так что добросовестный человек к таким изменениям будет готов, а лентяю придется очень много над собой работать, чтобы приспособиться к тотальному контролю. К чему, если сразу можно жить по совести?

Получилось слишком нравоучительно, поэтому закончить решил еще одной шуткой.

— И помните, товарищи, вы не парашюты выпускаете. Это только парашютной фабрике никто никогда за брак претензии не предъявляет, потому что некому.

На этом моя лекция закончилась, люди мне аплодировали, смеясь, начальство повставало с мест и работники начали покидать зал стремительно, как после сеанса в кинотеатре.

— Не сильно я вас утомил? — спросил я, спустившись со сцены к ожидавшему меня руководству фабрики.

— Что вы, что вы! Было очень интересно и поучительно, — ответил за всех директор. — Приглашаю вас отметить, так сказать, знакомство.

— Эх, и рад бы, да у нас с женой двойняшкам три месяца всего, — попытался соскочить я, да куда там!..

— На полчасика, — попросил директор таким тоном, что отказаться было невозможно.

Мы прошли через приёмную директора в его кабинет, где стол для заседаний превратили в банкетный. Вскоре к нам стали присоединяться начальники служб и цехов. Первый тост прозвучал за дружбу между промышленностью и журналистикой. Посмеялся про себя, вот их проняла моя журналистская подработка… Стол был шикарный, а я голодный, дважды предлагать мне не надо было, попробовал всего и с удовольствием.

— Ну, рассказывайте, Павел, что в мире делается? — дождался, когда я поем, директор.

— Ладно ль за морем иль худо? И какое в свете чудо? — улыбаясь, процитировал я Пушкина. — Всё по-старому, империалисты грабят колонии и жируют за счёт награбленного.

— А что на Олимпиаде мюнхенской произошло? — спросил главный инженер. — Как такое допустили?

— Ну как допустили?.. — задумался я, как бы не сказать чего лишнего. Нужно предельно туманно выражаться, в советской прессе детального расклада об ошибках спецслужб Германии я не видел. — Похоже, что череда халатностей, ошибок и просчетов. Германия уже не та, что раньше. Профессионалов в полиции не нашлось, террористам дали разгуляться на полную катушку. А потом так взялись освобождать заложников, что и они в основном погибли.

— Людей жалко, — заметила главбух. — Но что мы о загранице? Расскажите нам, лучше, о поисковых отрядах. Прекрасная статья у вас была, товарищ Ивлев! Но почему так ничего и не делается?

— Не только вы задаёте этот вопрос, в очень многих письмах это же спрашивают. Не торопитесь. Это очень большая и серьёзная работа, — ответил я. — Сейчас пишется методичка для координации действий различных служб и ведомств на местах. В первую очередь необходимо, чтобы отряды сопровождались профессиональными сапёрами… Сами понимаете, мы хотим почтить память героев, а не рисковать жизнями нашей молодежи. Потом нужно наладить работу по достойному захоронению найденных останков, работу в архивах для определения личности павших воинов… Там очень много всего, и одно за другое цепляется… К счастью, время есть. Пока, всё равно, зима, раскопки проводить не получится. А к весне, я надеюсь, всё будет готово и я обязательно напишу об этом ещё одну статью. Надо бежать, — проговорил я с сожалением, и поднялся из-за стола, пока они ещё что-нибудь не спросили.

Отпускали они меня неохотно, с откровенным сожалением на лицах. Но что я могу поделать?

Провожали меня заместитель директора и профорг. На ходу профорг ещё поинтересовался у меня, что слышно про октябрьскую авиакатастрофу под Дмитровым?