Едва он только произнёс последние слова, как встретился глазами с бешеным взглядом сидящего рядом с ним имперского следователя.
— Ещё хоть раз упомянешь её своим грязным ртом, и я клянусь, что собственными руками засуну тебя туда, где даже смерть покажется самой желанной вещью на свете.
— П… прости, — лишь через несколько секунд смог выдавить из себя тот.
— Бог простит, — бросил на прощание Громов, выходя из машины. — А я запомню.
— Ладно, — сказал подошедший ко мне Лазарев. — Признаюсь, удивил.
Я сидел на скамейке в парке напротив здания, где находился офис фирмы. Посмотрев на Лазарева, кивком предложил ему есть рядом и протянул завернутую в бумагу шаверму. Специально взял её в том месте, где он её сам в прошлый раз покупал во время нашего разговора.
Взяв её, Лазарев селя рядом, развернул шавуху и заглянул внутрь.
— Сойдёт. Хотя я предпочитаю с индейкой. Диетическую.
— Серьёзно? — тут я уже не смог себя сдержаться. — Диетическую? Да там соуса под пол-литра.
— Главное, что я в это верю, — хмыкнул Лазарев, откусывая кусок и с ожиданием глядя на меня.
Ладно. Никогда я это дело не любил, но тут стоит поступить правильно.
— Я извиниться хотел, — сказал ему. — За тот разговор. В ресторане.
— М-м-м. Это когда ты мне нахамил в лицо?
Я лишь пожал плечами.
— Что-то вроде того. Оправдываться не стану. И бесконечно извиняться тоже. Но признаю, что был не прав. И вот именно за свои слова прошу прощения.
Роман откусил ещё один кусок шавермы. Задумчиво его прожевал и проглотил.
Эх, хотел бы я сейчас прислушаться к его эмоциям и понять хотя бы примерно, о чём он думает. Но, к сожалению, такой возможности я был лишён.
— Просто, чтобы ты знал, — неожиданно произнёс он. — Ты взбесился не совсем… без причины, скажем так.
Я удивлённо посмотрел на него.
— Что?