— Ага, как два пальца обоссать, — хохотнул Даниил, парой глотков опустошил остатки коньяка в бутылке, а затем просто бросил её в воздух.
Тотчас же появившаяся из темноты звериная пасть без какого-либо отчётливого силуэта раскрыла зубастый рот и проглотила бутылку.
Увидев это, Даниил усмехнулся, а затем по-пижонски щёлкнул пальцами. Окружающая братьев темнота тут же рассеялась, вновь оставив их посреди библиотеки, обливающихся по́том от страха.
— Теперь всё будет так, как скажу я. Хочешь быть бароном, братишка? Да пожалуйста. Сколько тебе влезет. Управляйте делами и бизнесом семьи. А я буду делать то, что хочу. И не буду клянчить деньги у отца, как раньше. Сколько захочу — столько получу. А теперь идите и займитесь делами, — улыбнулся младший брат, идя к выходу из гостиной. — А я пока вернусь наверх к этой крикливой сучке. Хватит с неё отдыхать.
Артём вместе с Максимом смотрели в спину удаляющемуся младшему брату. Оба стояли и, хоть и старались этого не показывать, тряслись от страха перед тем, кого всегда считали ничтожеством.
— Мы должны были сделать это раньше, — прошептала Марина, покосившись в сторону сидящего за столом прокурора.
— Нет.
— Саша, ты не…
— Нет! — уже куда твёрже, но, по-прежнему не повышая голоса, ответил ей. — Если бы мы сделали это сейчас, то наше ходатайство бы развернули и вернули нам в руки ещё до того, как ты объяснила бы ей суть вопроса.
— А для того чтобы подать его во время процесса, нам нужно, чтобы основание стало известно уже после того, как суд начался, — зашептала она мне в ухо. — Если мы подадим его после начала процесса, то шансы на то, что его примут, ещё ниже!
Ну тут она права. Спорить не буду. На самом деле она практически дословно процитировала положение. Ну ладно. Не дословно, но суть верна. Но всё равно, я её остановил. Скворцова была готова ещё вчера вечером нестись к судье с ходатайством для отвода прокурора. И я её понимал. Снять Стрельцова с дела — возможность этого стоила риска. Более того, это был хороший шанс развернуть процесс в нашу пользу.
И именно поэтому я не позволил ей это сделать. Просто не дал ей закопать эту возможность в землю собственными руками. Сделай она это так, как собиралась, и её порыв ушёл бы в никуда.
— Успокойся. Я знаю, что делаю.
— Всем встать! — громко сказал пристав.
Мы с Мариной поднялись со своих стульев. Рядом с ней встала Яна. Сейчас Новикова выглядела куда лучше. Здесь ей хотя бы разрешили надеть нормальную одежду, а не костюм из ЦПЗ.
Уже знакомая мне судья вошла в зал и прошла вдоль рядов к своей трибуне.
А я пытался подавить мучающий меня мандраж. Какого чёрта⁈ Я столько раз был в местах, подобных этому, что и не счесть! А сейчас стоял и нервничал, будто впервые тут оказался.
Хотя… наверное, теперь можно было сказать и так. В конце концов, для нового меня это впервые.
Быстро огляделся, посмотрев сначала на стоящего поодаль от нас за своим столом Стрельцова, а затем и на сидящих на отдельных местах присяжных. Десять человек. Все простолюдины. Каждый выбран случайно путём жеребьёвки.
И я их уже ненавидел. Всегда ненавидел присяжных. Незнакомых людей, которым предстояло решать судьбу моего клиента. С одной стороны, они его не знали, что в теории обеспечивало непредвзятость мнения. Но с другой — я точно так же ничего не знал и о них самих. Кто гарантирует, что они смогут действительно вынести справедливое решение о судьбе незнакомого им человека?