– Ну раз Царевич сказал, значит будет! – Я позволила себе улыбку.
Даниил горестно вздохнул. Скрипнула дверь, и в гараж, виляя хвостом вбежал Сильвер. Но к хозяину не пошел, ткнулся мне в руку и заскулил. Жалостливо так. Я опустилась на корточки и потрепала пса за холку, успокаивая. Сильвер немедленно завалился на бок и подставил мне для ласки живот.
– Ах ты наглец, сладкий пончик! – восхитилась я. – Почти как твой хозяин!
– А я тоже так хочу, – произнес Даня.
Я подняла на него глаза и поняла, что он не шутит.
– Зоя, мне так плохо, – продолжил он жалостливо, а я никак не могла понять – издевается или нет. – Можно я тебя просто обниму? Просто-просто?
Словно прося за хозяина, снова заскулил Сильвер. Я поднялась, отряхнула колени и сделала шаг навстречу. Даня тут же раскрыл объятия, и мне больше ничего не оставалось, как прижаться к его груди. Сердце ухнуло, замерло и снова пустилось вскачь. Царевич крепко прижал меня к себе, потом и вовсе стащил с моей головы шапку и зарылся носом в макушку.
– Дань, ты чего? – спросила я. Тихо-тихо спросила.
– Мне просто нужно успокоиться, Зой. Побудь еще немного со мной, ладно?
– Хорошо… – пробормотала я, отчаянно надеясь, что он не заметит, как я краснею. Снова.
– Знаешь, я так боюсь, что у нас ничего не выйдет… Отец мне этого никогда не простит. Всю жизнь будет напоминать, что я неудачник.
– А если… если ты, то есть мы, не справимся, что будет с базой?
– Приедет отцовская команда, разгонит всех, наберет людей на своих условиях и запустит новый проект. Отец не покупает бесперспективные объекты, у него есть собственные планы на “Медвежий угол”, и он уверен, что к Новому году я вернусь домой.
– Так ты же хочешь домой! – напомнила я и отстранилась, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Или уже нет? А как же берег теплого моря?
– Хочу, – не стал отпираться Даниил. – Только я хочу на своих условиях.
– Бунт на корабле? – усмехнулась я.
– Почти, – пробормотал Даня и практически стиснул меня в своих объятиях. – Я хочу напомнить ему, что давно не мальчик.
– Напомнить или доказать?
Он не ответил. Только руки его вдруг стали такими… нежными, что у меня закружилась голова. От близости его тела, от такого мужского и немного сурового запаха, от острого понимания, что теперь все будет иначе…
И вот теперь ему не нравились шторы. Выстиранные, отутюженные и вывешенные на окна.