До приезда гостей оставались ровно сутки.
К счастью, накануне пошел снег и до сих пор не прекратился. Оленевы сразу после завтрака поехали разведывать маршрут, вернулись только к ужину. Усталые, но довольные. Наших гостей ждала настоящая зимняя программа.
Ночью я так и не смогла уснуть. Устав ворочаться с боку на бок, я оделась и пошла к собакам. Лаки, почувствовав мое настроение, вылезла из конуры и кинулась к двери вольера. За ней, зевая и потягиваясь, вышли из убежища Белла и Роузи. Я открыла дверь, и собаки выбежали во двор, радостно купаясь в снегу. Следом я выпустила Чука и Гека. Желание выйти с собаками в лес было огромным. При этом хотелось, чтобы ночной свободой насладились все. Мне отчаянно не хватало напарника, и открывая ворота питомника, я в тайне надеялась увидеть за ними Сильвера и его хозяина. Но Царевич, вероятно, спал. По крайней мере свет в доме охотника не горел. Уже завтра по всему “Медвежьему углу” снова загорятся огни и будут слышаться голоса и смех. Только сейчас я поняла, как устала от простоя последних месяцев. Еще летом мне было безумно сложно принять тот факт, что как раньше уже не будет. Я злилась на отца, но он был прав, когда принял решение продать базу и избавить себя, и меня заодно, от долгов. Только сейчас, проведя рядом с Царевичем несколько недель, я осознала, что абсолютно ничего не понимаю в гостиничном деле. Одна бы я “Медвежий угол” не потянула, даже при полной поддержке ребят. Мне не хватало знаний, опыта, связей.
Мне не хватало Царевича.
Хаски, бесконечно счастливые от того, что выпал снег, носились по ночному лесу, катались и зарывались в воздушные невесомые сугробы по самые уши. Только умница Лаки время от времени бросала на меня острожные, полные немой поддержки взгляды, но и она сдалась и притащила мне огромную палку. Ее примеру последовали все остальные. Только спустя почти час мы вернулись к вольерам, я дала собакам напиться, насыпала еды и выпустила во двор Альбуса и его парней. На старого пса можно было положиться. Джека и Лондона я взяла на поводок и с ними двумя отправилась к реке.
На берегу было до странного светло. С приходом зимы ноябрьская мгла наконец отступила. Белые, сверкающие даже в темноте снежинки тонули в черной глубине реки или же аккуратно опускались на берег. Все вокруг будто бы переливалось лунным светом, хотя небо было плотно затянуто низкими тучами. Река шумела. Равномерно, гулко. Ударялась о пороги, разлетаясь на тысячи брызг, и бежала дальше.
А снег все падал и падал.
Лондон подошел совсем близко к воде и сунул в нее любопытный нос. Чихнул. Потом еще раз. И недоуменно уставился на брата. Джек тихо зарычал, заметив плывущую по воде корягу. Я спустила собак с поводка и опустилась на свое любимое бревно. Давно уже перевалило за полночь. “Медвежий” угол спал и никто, кроме собак, не знал о том, что я ушла к реке. Только почему-то этот дикий бесконечный лес дарил мне невероятное чувство свободы. Отец наверняка бы назвал это беспечностью, но нет. Я была не такой. Я просто хотела свободы. Вроде бы совсем немного. Но только ее, настоящей безусловной свободы не было даже у Царевича, зато у него был мой “Медвежий угол”. Мое детство. Вся моя жизнь.
Меня вернул к действительности лай Джека. Он обнаружил очередное плывущее бревно и даже зашел по самое брюхо в ледяную воду. Лондон лег в снег, наблюдая за братом.
– Рядом, – скомандовала я.
Собаки послушно подошли и позволили мне закрепить поводки. Я потрепала парней за ушами и поднялась, тут же вспомнив, как совсем недавно провалилась на этом месте в грязь. Мысли мои тут же перепрыгнули на Царевича, я вспомнила, как он попросил меня обнять его в гараже, и под ложечкой засосало. Странно и тягуче. Я быстро выбросила из головы все ненужные мысли и позвала:
– Домой!
Собаки рванули вперед, вытаскивая меня на гору. К питомнику мы пришли все взмокшие, но ужасно довольные. Легкие жгло от морозного воздуха, а щеки горели от бега. Двор был пуст. Альбус умудрился загнать своих подопечных в вольер, а сам улегся у входа. Я сняла с парней амуницию, наполнила миски и еще раз проверила все замки. Оставила записку Ивану, который выгуливал собак утром. Нахалка Лаки даже не вышла пожелать мне спокойной ночи.
Коттеджи тонули в темноте. Только в большом доме внизу, в гостиной, горел ночник, хотя там никто не дежурил. Оля, как и Буровы, жила здесь же, на первом этаже, готовая прийти на помощь по первому зову, хотя вызывать администратора ночью в “Медвежьем углу” было не принято. Но Царевич предупредил, что во время заезда на ресепшене постоянно должен кто-то находиться.
Я осторожно, стараясь не шуметь, поднялась к себе. Быстро разделась, поставила отсыревшие ботинки на батарею и забралась в постель. Накрылась одеялом с головой и почти мгновенно уснула.
– Зоя! Зоя!!! Зоя!!!
В дверь отчаянно колотили. Я с трудом перевернулась на спину, выбираясь из-под горы одеял, и разлепила глаза.
Темно…
– Воронцова! Ты издеваешься? – раздался приглушенный дверью, совершенно обреченный голос Алены. – Зоя, просто скажи, что ты спишь, заболела или умерла, и я от тебя отстану.
– Ммм…