— Тебе не нравится? — неуверенно смотрит на меня. — Это распространенное имя для метисов.
— Очень нравится. Красивое имя. Алан Таирович, значит.
— Да, — уголки ее губ подрагивают.
— Хорошо. Мне надо поговорить с врачом, все выяснить. Сколько вы здесь пробудете?
— Судя по всему долго.
— Понял. Переведем тебя в одноместную платную палату и ты мне скажешь все, что тебе нужно.
Она молча кивает.
— Я могу на него посмотреть?
— Нет, в реанимацию пускают только матерей. Но я могу показать тебе фото и видео. Я для тети снимала. Хочешь посмотреть? — неуверенно глядит в глаза.
— Конечно, — сиплю и слежу за тем, как Элина достает телефон, включает его и заходит в галерею.
— Листай вправо. Это вчера было, когда я впервые к нему пришла.
Делаю, как она велит и ком в горле застревает. Мой мальчик и вправду совсем кроха. Ручки и ножки тонкие, как спички, что шапочка, памперс и вязаные носочки кажутся просто гигантскими. Сердце сжимается от того, сколько он переносит, только родившись. Трубка торчит из маленького рта, рука перевязана и от белой полоски тянется прозрачная нить системы. Так хочется его взять на руки, погладить пальчики, поцеловать. Мой сын Алан. Еще одно мое продолжение.
— Прогнозы?
— Говорят, хорошие. Но может быть потом гипоксия и проблемы со зрением.
— Ясно, — встаю и подаю ей руку. — Поговорю с врачом. Как его найти?
— Я даже не знаю, — растерянно пожимает плечами.
— Уточню у медсестер, — разворачиваюсь, но Эля хватает меня за рукав пиджака.
— Прости, Таир, — резко убирает пальцы и прячет руку за спину. — Спасибо. Я правда была неправа, что соврала тебе, — ее глаза вновь становятся влажными. — Просто…я так боюсь. Не могу его потерять. Мы не можем, понимаешь?
Без лишних слов подхожу к ней и, наконец, обнимаю и глажу по спине, пока она плачет.
— Все будет хорошо, — повторяю я.