Нафиса морщит носик и прикладывает пальчик к подбородку.
— Я подумаю.
— Хорошо. Я завтра за тобой приеду, — снова обнимаю ее, кладу ладонь на ее волосы и прижимаю голову к своему плечу. Я не знал, что можно вот так любить своего ребенка, потому что никогда прежде не испытывал к ней, маленькой, такую огромную нежность. Но, кажется, за год на чужбине я очень изменился и многое переосмыслил.
— Дадака, — вполголоса произносит она. — А ты можешь меня отпустить?
— Да…конечно. Прости.
Нафиса опускает голову и смотрит на свои кроссовки.
— Мам, у меня шнурки развязались.
— Давай, сядем и я тебе завяжу. А то мама не может сейчас нагинаться, — Сабина снова гладит живот.
— Нет, я хочу, чтобы папа завязал, — требовательно говорит малышка.
— Хорошо, — обрадовавшись, сажусь на колено и тяну руки, — я завяжу.
— Нет, я хочу, чтобы мой другой папа завязал. Ты не умеешь делать зайчика. Папа!
Мне кувалдой грудную клетку пробивают, ломая кости без возможности восстановления. Поднявшись на ноги, понимаю, что дышать нестерпимо больно. Как и смотреть. Она летит к нему, запрыгивает на руки, в ухо что-то шепчет. Ее отчим смеется, кивает, спускает ее на пол. Наблюдаю за тем, как мужик тоже садится на колено, вытягивает розовые шнурки и делает две петельки. Он занял мое место. Так просто. Я не тот, к кому она обращается за помощью.
— Таир, извини, но мне надо идти, — в реальность меня возвращает голос Сабины. — Не переживай. Она снова привыкнет к тебе. Просто дай ей время.
— Да, конечно. Ты права, — соглашаюсь в надежде, что так и будет. — Как ты, Сабин?
— Отлично, спасибо.
— Кого ждешь? — взглядом указываю на ее живот.
— Мальчика.
— Ух ты! Поздравляю!
— Еще раз спасибо.
— Мама! — окликает ее дочка и машет рукой, стоя рядом с новым мужем Сабины. “Они теперь семья”, звучит в моей голове.